Их [колючая] роза (СИ)

Оглядываясь, понимаю, что приехали мы в тёмную, безлюдную промзону на берегу Сены, а припарковались возле пустующего двухэтажного ангара, в который совершенно не хочется заходить.

— Вынимаем? — слышится ехидное и я поворачиваюсь на сказавшего.

— Да, не то напрудит на новую обивку если на ночь оставим.

Один из громил подходит к багажнику, открывает и выволакивает тело, находящееся в полуобморочном состоянии и не желающее стоять самостоятельно.

Кеша или Эльдар, мудак, короче, патлатый, забрасывается на плечо бугая, который заходит внутрь, будто не ощущая ноши. В сравнении с близнецами, наш менеджер выглядит пацаном сопливым, но всё равно, что-то да весит, но только не для громилы.

Меня постигает та же участь.

Мир вновь переворачивается, но я уже не делаю попытки вырваться. Всё бессмысленно.

Нас заносят в помещение, запах улицы сменяется сырой затхлостью, свет исчезает и внутри меня начинает зарождаться паника, как у клаустрофоба. Словно меня уже закрыли в четырёх стенах без права на свободу.

В ангаре находятся дополнительные комнаты, небольшие, полупустые, светлые, но грязные. Словно здесь затеяли ремонт, но бросили всё на полпути. Нас заносят в одну из самых больших и, более-менее, приличных.

Припарковывают наши тела около неуместного металлического столба посреди помещения. Один из блондинов — «ленивец», выуживает из тумбочки невысокого стола две пары наручников и скрепляет наши руки так, что мы с Кешей оказываемся спинами друг к другу, а столб, между нами. Сам факт того, что у них в арсенале имеются наручники, до дрожи в костях меня пугает. А если порыться в других ящиках, что ещё там можно обнаружить?

Подмигивает мне и, отстранившись, треплет по волосам. Моя камера всё ещё висит на его шее, но как только определяет наше месторасположение, снимает и снова начинает пролистывать содержимое.

Братья разбредаются по зданию, оставив нас двоих.

— Не скучайте голубки! — проговаривает «извращенец», прежде чем выйти в основную секцию ангара.

Глава 9

Наконец наступает тишина. Только легче от этого не становится. Она, наоборот, давит своей неопределённостью. Заставляет сердце волнительно сжиматься от любого постороннего шороха. Организм весь обращается в слух, в предвкушении самого страшного. Благо фантазия не дорисовывает картины того, что с нами будут делать! Пытать? Издеваться? Продадут на органы?

Боже! Лучше не об этом думать, а о том, как отсюда выбраться!

Чувствую шевеления за спиной и пытаюсь оглянуться. Гибкости цирковой гимнастки мне точно не хватает, поэтому приходится довольствоваться малым. Получается увидеть только половину волосатого затылка и ухо.

— Очнулся, гад⁈ — выпаливаю не сдержавшись.

Он какое-то время молчит, толи приходит в себя и вспоминает, как мог здесь оказаться, толи размышляет, как будет объясняться.

— Рит, слушай, — наконец, раздаётся его тихий, обречённый голос, — у меня не было выбора.

— А сейчас, он есть? — закипаю с каждой секундой всё сильнее. — Мы хотя бы на свободе были, а там вариантов всяко больше, чем тут, будучи прикованными к ржавой трубе!

— Меня за яйца взяли…

— Да тебе их оторвать мало!

— Если бы я не сделал те фотки с ними, то оторвали бы.

— Так шёл бы и делал! Меня зачем втянул⁈ Я же только… — поджимаю губы, злясь всё больше, что так беспечно, глупо, а главное, не по своей вине, слила все свои достижения в унитаз.

— Прости… — понуро бубнит.

— Мне не легче! Твои извинения не вернут время вспять.

Мы замолкаем, но снова прислушиваться к посторонним звукам в тишине морально не готова.

— Ты мне лучше скажи, какого хрена вообще?

Кеша вздыхает тяжело, дёргает руками, видимо проверяя надёжность фиксации наручников. Вошкается, дёргается и с ответом не торопится.

— Ну? — не выдерживаю этого нелепого оттягивания времени.

— Нечего мне тебе рассказать. — Раздражённо бросает.

— Да что ты? А по-моему, у тебя такая насыщенная жизнь, что на роман хватит.

Он цыкает, видимо поняв, что отставать я не собираюсь.

— Тебя это не касается.

Я даже смеюсь в голос от столь глупого заявления.

— Может скажешь им тогда об этом? — зло цежу. — Они меня отпустят, а ты тут останешься, единственный, кого всё это коснулось.

— Эти гризли многим дорогу перешли. Из-за них всё, ясно?

— Нет. — Шиплю злобно. — Я пророк по-твоему? Ты мне слово, а я уже вижу прошлое и будущее? Долго из тебя тянуть предложения⁈

— Был указ, сфоткать, предоставить доказательства их контрабандной деятельности. Фотки должны были проявиться сегодня, час, блин, назад. Вот меня с Юлькой чуть и не распихали по частям в полиэтилен.

— Ты мог мне хотя бы сказать? Предупредить? — меня разрывает от бушующей злости. — Ты всех под удар подставил! А если бы я не пришла к вам на выручку, они бы Юльку… Господи…

Я замолкаю, вспоминая, как её чуть не распяли прямо на улице. У него мозгов вообще, похоже, нет.

— Погоди-ка, — вдруг приходит новое воспоминание. — Так они же тебя знают. Эльдаром обозвали. Спецом тачку остановили, с тем же заданием, чтобы я фоток наделала.

— Ну, — протягивает менеджер, явно, не нашедший оправданий.

— Тут целая схема. Так просто и не объяснишь.