Их [колючая] роза (СИ)

— А ты, предложишь ему работу, которой век и за которой охотятся все, кто в этом разбирается. — Поддерживает Спартак, на что я молча киваю, поджав губы.

Да, но получается у меня был шанс продвинуть и себя. Я не совсем бездарна, раз человек, заинтересованный реликвиями, сумел разглядеть в ноунейме талант.

— Не грусти, цветочек. — Пододвигается ближе Оскар. — Нам нужно разобраться с Эдом и этими фотками, а уже потом, будешь думать о своей карьере на этом поприще.

— Угу…

— Чёрт, — морщится Оскар. — Кажется, действие коктейля окончательно перестало действовать.

Он растекается по сиденью и Спартак протягивает ему таблетки с водой.

Машина трогается с места и мы покидаем этот внезапный островок умиротворения, чтобы вновь оказаться загнанными в бетонные стены опасного города.

Глава 34

Мы сняли номер в небольшом мотеле неподалёку от нужной улицы.

Оскар ковылял до кровати, покрывшись испариной и со страдальческим выражением на лице. И впрямь, чудесный коктейль, раз он всё это время мог на ногах бодро передвигаться. А тут разом схлынула активность, и он приобрёл тот же цвет лица, что и в момент, когда истекал кровью.

Я осталась в номере, следить за Оскаром, пока двое других отправились подготавливать всё для предстоящей встречи.

Понятия не имею, что они задумали, но всячески надеюсь на легальность их действий. Слабо представляю, как буду оправдываться перед человеком. Остаётся только успокаивать себя мыслью, что он и впрямь получит заветную работу.

Я стою у окна и размышляю обо всём и ни о чём, но тут по комнате разлетается хриплый голос Оскара.

— Рит…

— М? — оборачиваюсь на мужчину. — Воды?

— Нет. Иди сюда.

— Что опять? — хмурюсь, предрекая очередную порцию шуточек ниже пояса.

— Ничего, — серьёзно смотрит. — Просто побудь рядом.

Моя бровь скептически взмывает вверх, так как комната столь узка, что я нахожусь в пятидесяти сантиметрах от кровати. Можно считать — ближе некуда.

— Пожалуйста… — тихо шепчет и я сдаюсь.

Ну что за природная доброта? Готова жалеть даже отъявленных мерзавцев!

Сажусь на край кровати, но он протягивает руку, предлагая придвинуться ещё. Закатывая глаза, скидываю обувь и лезу на кровать. Усаживаюсь по-турецки около блондина.

— И? — смотрю на него и сердце колышется подозрительно.

Тяжело видеть его в таком состоянии. Мне бы радоваться, что он недееспособный, а я, наоборот, жалею его.

— Я не кусаюсь, — вяло улыбается. — Тем более, в таком состоянии.

— Я не укусов боюсь.

— А чего? — хитро смотрит.

— Ничего. — Бурчу в ответ.

— А если серьёзно?

— Так я и сказал.

— Тогда я начну…

— Тебе отдых нужен, а не болтологией заниматься.

— Разве тебе не интересно? — снова лёгкая улыбка играет на его губах, от которой, почему-то не хочется отводить взгляд.

Я пожимаю плечами, не зная, что сказать.

Самой себе стесняюсь признаться, что интересно. С каждым часом. С каждой минутой, понимаю, что хочу узнать их лучше.

— Ясно, — снисходительно хмыкает и принимает более удобную позу. — В целом, думаю, не трудно догадаться, что самый большой страх у меня, как и у Спартака, и у Артура — это потеря брата.

Я лишь киваю в ответ, но он не останавливается.

— Мы всю жизнь сами по себе. Сколько себя помню, всегда втроём. Нас окружало множество людей. Мы часто оказывались в центре внимания из-за необычности нашей одинаковости, — печально усмехается. — Но у нас не было желания подпускать кого-то ближе. Нам хватало друг друга. Мы идентичны внешне, но внутри мы разные. Словно дополнения друг для друга. Словно один человек раздроблен на три части. И если одной части не станет, то «человек» станет неполноценным. А может и вовсе перестанет существовать.

— Это звучит слишком трагично, — озвучиваю первую пришедшую на ум мысль.

— Увы, это правда.

— К чему ты это?

Смотрю в его глаза, не желая отворачиваться. Он тоже смотрит в мои, не отрываясь.

— У нас бурная жизнь. Мы часто играли со смертью — кто кого? И с недавних пор остепенились. Слегка переосмыслили своё существование.

— Торговать белой дрянью — это значит остепениться? — недовольно поджимаю губы.

— Нам не из чего выбирать. Мы никто в этом мире. Уличная шпана, которая выживала, как могла. Пробивались на пути сами. К тому же, мы не торгуем. Лишь фасуем, а дальше… — он взмахивает рукой. — Не важно.

Оскар слегка переворачивается на бок, оказываясь ко мне лицом к лицу. Я дёргаюсь с намерением отодвинуться, но он удерживает меня за руку.

— Хочу сказать, что мы прониклись твоей проблемой.

— Что? — не могу не удивиться.

— Тебя все предали. Ты осталась одна. В тебе никто не нуждается. В помощи нуждаешься именно ты.

— Так преподносишь, что впечатление обо мне складывается жалкое.

Выговариваю одно, а на уме, да и внутри, совсем другое. В целом он прав, только вот не хочется представать в таком свете ни перед кем. Особенно перед ними. Не знаю почему, но не хочу, чтобы считали меня беспомощной, слабой.