Их новогодний подарочек (СИ)

А я, как порядочная девушка, конечно, собиралась уже послать их к ежам, но меня почему-то спрашивать не стали, молча подняли на ноги, и закинув на плечо, потащили прочь, полностью проигнорировав мою брань и угрозы Василисы, сдерживаемой Даней, пока Демид нес меня в коридор.

Сволочи! Варвары! Да я их…

— Василиса Григорьевна, вы не беспокойтесь так, мы только свое заберем.

— Авраменко!

— Всего доброго, Василиса Григорьевна, — не дослушав, Деня двинулся вслед за нами.

— Вещи, — отрывисто бросил Демид, окинув взглядом мои куртку и сапоги.

— Вы…вы просто… а ну отпусти меня, викинг недоделанный!

Я шипела, била засранца кулаками, а он продолжал нести, словно ничего не происходило. Позади, посмеиваясь, шел Данил. Мы спустились по лестнице, по пути встретив пожилую женщину, одарившую нас многозначительным взглядом и тихим «совсем совесть потеряли».

Вот оно, Лена, именно так все это выглядит в глазах нашего общества. Век информационного прогресса и технологий, мать вашу.

И, наверное, старушка права, мы действительно потеряли совесть. И пока я раздумывала над словами женщины, меня донесли до огромного черного танка. Даня уселся за руль, а Демид, закинув меня на заднее сидение, устроился рядом и глянул так, что мне внезапно стало нечем дышать. Ловушка.

— Вы, да что обо мне люди подумают, Василиса в конце концов?! — возмутилась я, зачем-то затронув подругу, которая, конечно, удивилась моим не совсем стандартным отношениям с ее студентами, но точно не осуждала.

— У твоей Василисы самой рыльце в пушку, — хмыкнул Демид.

— Чего? В смысле?

— В коромысле, сюда иди.

Я осознать ничего не успела, не пикнула даже, и меньше, чем через секунду сидела на коленях старшего близнеца.

— Еще раз, еще, блядь, хоть раз, мы же чуть с ума не сошли, бля…

Он рычал, отчитывал меня, как девчонку малолетнюю, а руки тем временем беспорядочно шарили по моему телу. И мне бы остановить его, надавать по рукам загребущим и высказать все, что я о них думала, о гадах таких, да как они посмели вообще, но прожигающий взгляд меня остановил.

И я забыла обо всем, потерялась под напором настойчивых прикосновений, грубых, на грани боли, и завтра наверняка на бедрах останутся синяки, но мне было нужно, сейчас нужно. И я сама не поняла, не осознала просто, как потянулась к Демиду и поцеловала, ощущая огромную в нем потребность. Он сначала застыл, напрягся, а потом буквально смел меня своим неистовым напором, бешеным, и его стон — надсадный, мучительный — разлетелся по замкнутому пространству машины.

Я больше не вела, не управляла ситуацией, только отдавалась во власть жестких мужских губ, во власть языка, увлекающего меня в какой-то совершенно безумный, дикий танец страсти.

Просто позволяла делать с собой все, что только в голову придет и не заметила даже, в какой момент оказалась без штанов и нижнего белья. В сознании мелькнула мысль, что так нельзя, что это неправильно, и я благополучно задвинула ее куда подальше, потому что сейчас мне нужно, нужно то, что неправильно и запретно, и вскрикнула от ощущения наполненности.

Снова потянулась за таким нужным поцелуем, обвив руками шею своего ненасытного любовника, отдав бразды правления в его сильные руки.

Горячие, обжигающие губы подчиняли, увлекали в созданное парнями безумие, навязывая своей правильный ритм. Мой очередной стон утонул в яростном, подавляющем волю поцелуе, когда Демид задвигался, приподняв меня, словно пушинку. И все исчезло, пропало, растворилось просто. Все стало неважным, только жесткие, причиняющие легкую боль толчки, только наши обоюдные стоны и сумасшедшее напряжение, стремившееся вырваться наружу.

Последовала пауза, такая болезненная и ненужная, она заставила меня едва ли не зарыдать. Растрепанная, ошалелая от происходящего, я уставилась на Демида, на его напряженное лицо, на острые скулы с играющими на них желваками и не понимала, почему он остановился.

Двинула бедрами в попытке продолжить, но даже на миллиметр не сдвинулась, сильные мужские ладони до боли стиснули бедра, удерживая меня на месте, не позволяя получить необходимое.

— Еще раз, Лен, еще раз ты произнесешь ту херню, что сказала днем, мы…

— И что вы сделаете? — прошипела в ответ, чувствуя, как испаряется возбуждение, а на смену ему пробуждается кипящая в жилах злость.

— Затрахаем до смерти, — он рыкнул так, что мне тут же расхотелось спорить, а потом… потом и вовсе стало не до споров. Резко прижав меня в себе так сильно, что последние остатки воздуха из легких вышибло, Демид задвигался жестко, быстро, с какой-то бешеной, совершенно невероятной скоростью, насаживая на себя все больше, все сильнее и запредельно глубже.

Он с безумием в голосе шептал что-то ласковое и такое до невозможности пошлое, что я краснела до самых ушей, принимая в себя его злость, его необузданную мощь, и забыв обо всем закричала так громко, забилась в ослепительном оргазме, содрогалась в мучительно-сладких судорогах.

Я четко ощутила, как Демид задрожал подо мной всем телом, а после сделал еще несколько мощных толчков. Парень наконец разделил со мной мое удовольствие.