Читаем Их судьба – шпионаж полностью

Примечательно, что «Халеф» и «Бир» стали первым разведывательным тандемом «подснежников» — советских разведчиков-нелегалов, работавших в Юго-Восточной Азии, — кто наладил устойчивую двустороннюю радиосвязь и бесперебойно снабжал Москву оперативно значимой информацией.

В ответ на радиограмму об успешном обустройстве в Токио Центр поставил перед разведывательным тандемом следующие задачи:

— собирать информацию о перевооружении Японии;

— наблюдать за процессом формирования японских сил самообороны;

— следить за развитием двусторонних связей с США в военной области, выясняя, насколько они тесны и в каком русле идет их развитие;

— определить степень милитаризации экономики и воссоздания армии, уточнить ее структуру, финансирование, вооружение, возможные планы по проведению совместных с США учений и боевых действий в Юго-Восточной Азии.

В каких условиях «Халефу» и «Бир» пришлось добывать информацию для московского Центра, можно оценить, ознакомившись с шифртелеграммой «Рамзая» — Рихарда Зорге, — отправленной им из Токио в 1940 году:

«В 1939 году японский парламент принял новый закон против шпионажа, предусматривающий еще более широкое применение смертной казни. Одновременно расширялись полномочия контрразведывательной службы. Населению усиленно внушалось, какую огромную опасность представляют шпионы.

С этой целью устраивались выставки, на которых демонстрировались экспонаты, показывающие вероломные и преступные, с точки зрения японцев, методы работы иностранных шпионов. На улицах расклеивались тысячи плакатов, призывающих к бдительности, устраивались антишпионские дни и недели. Антишпионские лозунги печатались на спичечных коробках и выставлялись в витринах магазинов. Охота за шпионами превращалась в искусственно насаждаемую манию.

Пресса, радио и официальные лица постоянно призывали каждого японского мужчину, женщину и ребенка быть настороже, искать шпионов и сообщать обо всем, что вызывает хотя бы малейшее подозрение.

В результате такой обработки население питало к иностранцам, особенно к европеоидам, беспримерную ненависть. А за всем этим стоит кэмпэтай — японское гестапо, наводящее ужас не только на иностранцев, но и на самих японцев…»

ПЕРВЫЙ БЛИН

В поиске лиц, с кем можно было установить знакомство для последующего перевода его в вербовочную разработку, «Халеф» посещал небольшие кафе и закусочные в квартале правительственных учреждений Токио.

Эти «точки общепита», как правило, не имели названий, а их вывески — «суси», «темпура» — указывали на основное блюдо заведения. «Халеф» стриг их под одну гребенку — называл на один лад: «сусичные».

Однажды разведчик наведался на политический семинар, где рассчитывал встретить служащих МИДа и других интересующих Центр объектов. После семинара в ближайшей «сусичной» был организован коктейль, где «Халеф» познакомился с молодым элегантным японцем, с важным видом стоявшим в центре зала.

Официантки проявляли к нему особое внимание, часто подходили и кланялись, из чего «Халеф» заключил, что он — чиновник крупного калибра. Под занавес они обменялись визитными карточками. К вящему разочарованию разведчика, на карточке японца не было указано место работы — лишь фамилия, имя и телефон.

Японец, назовем его Ямомото, охотно встречался с «Халефом», но на расспросы о роде своих занятий замолкал, отвечая традиционной японской улыбкой. Их беседы носили общий характер, но едва речь заходила о политике, Ямомото выказывал хорошее знание предмета. Именно это обстоятельство разжигало охотничий азарт «Халефа».

Встречи всегда проходили в «сусичных», но что характерно: «Халеф» приглашал японца в разные, а тот — в одну и ту же, расположенную рядом с залом, где когда-то проходил семинар. Там Ямомото никогда не расплачивался наличными, а подписывал счета. Спустя три месяца «Халеф» знал о Ямомото всё, вплоть до увлечений его жены, но только не место его работы!

«Бир» высказала предположение, что «Ребус» — так она прозвала японца — может работать где-то рядом с той «сусичной», куда он всё время приглашает. И наутро лично провела рекогносцировку. Каково же было ее изумление, когда в ста метрах от указанной мужем «сусичной» она обнаружила офис… токийской контрразведки!

В Центр ушла радиограмма с вопросом: как быть дальше? Ответ получили быстрее, чем ожидали. Но не из Москвы.

В ходе очередного визита в опостылевшую «сусичную» японца вдруг отозвала в сторону какая-то женщина и стала показывать сметы и счета. Из обрывков фраз «Халеф» понял, что в «сусичную» нагрянул налоговый инспектор, который требовал ответа на какие-то вопросы. «Ребус» извинился и скрылся в кабинете, на двери которого красовался иероглиф «ШЕФ».

С сожалением — даром потрачены три месяца! — «Бир» констатировала: японец был хозяином той самой «сусичной», но не хотел в том признаваться. Она потрепала мужа за ухо и назидательно произнесла:

— Ты помнишь, Шамиль, как нас научили реагировать на подобные казусы?

— Ну-ка, напомни…

— Надо трижды вслух и осознанно сказать себе: «Не спотыкается только червяк. Да и вообще, я никогда не думаю о себе плохо!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Американский историк, политолог, специалист по России и Восточной Европе профессор Даллин реконструирует историю немецкой оккупации советских территорий во время Второй мировой войны. Свое исследование он начинает с изучения исторических условий немецкого вторжения в СССР в 1941 году, мотивации нацистского руководства в первые месяцы войны и организации оккупационного правительства. Затем автор анализирует долгосрочные цели Германии на оккупированных территориях – включая национальный вопрос – и их реализацию на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, на Кавказе, в Крыму и собственно в России. Особое внимание в исследовании уделяется немецкому подходу к организации сельского хозяйства и промышленности, отношению к военнопленным, принудительно мобилизованным работникам и коллаборационистам, а также вопросам культуры, образованию и религии. Заключительная часть посвящена германской политике, пропаганде и использованию перебежчиков и заканчивается очерком экспериментов «политической войны» в 1944–1945 гг. Повествование сопровождается подробными картами и схемами.

Александр Даллин

Военное дело / Публицистика / Документальное