Ихтамнеты

Оставалось догадываться, что шприцы в запасах ушлого воришки Механика были наверняка. Ведь недаром он ездил каждый день по гуманитарным пунктам, где с начальником Арой набирал сигарет для спекуляции среди своих же однополчан. Да и уколы сделал, скорее всего, от страха, что привезёт в госпиталь труп и с него спросят. Красногудов, вероятно, начинал засыпать при малом пульсе и ровном дыхании, а водитель принял это за наступление смерти и вколол раз, а потом и второй. Сердце раненого не выдержало. Получилось как в русской пословице: «Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибёт». К сожалению, лоб в данном случае расшибся не у дурака. Крайнее тупоумие шустрого прохиндея, помноженное на его же трусость, стало причиной гибели одного из первых ополченцев Донбасса.

Савин переживал смерть Красного тяжело, но глубоко в себе. Он сокрушался из-за того, что познания бойцов в элементарной медицинской помощи близки к нулю, что санитарные сумки совершенно бесполезны при осколочных ранениях, что допотопная связь через «тапики» обязательно и всегда подводит первой, что нет транспорта для экстренной эвакуации раненых… И ещё он не мог забыть, как за день до гибели Александр Красногудов в разговоре один на один, глядя прямо в глаза Саве, уверенно заключил, что большая часть взвода именно на этом проклятом участке погибнет, если не поменять тактику обороны и несения дежурства на блокпосте. После случившегося Савин даже испытал жуткую оторопь от прикосновения холодного ветерка к спине.

Точно так же первый комбат майор Фесенко, не просыхавший от постоянного допинга из коньячной фляжки, на совещании полка, когда принималось решение занимать Ольховку и Суворовку, сидя на стуле у подоконника и часто затягиваясь папироской, закинув правую ногу на левую, подёргивал правым носком вверх и всё приговаривал как мантру: «Нам там всем пиз…ц. Думать надо, что там нас ждут. Россияне говорят, что нет смысла». Близнец и зам-начштаба полка Шаман его успокаивали и требовали не сеять панику прежде времени. Но Фесенко не унимался до тех пор, пока его не выставил из кабинета комполка Волга. На следующий день Фесенко умер от болевого шока, когда его с оторванной правой ногой уложили на операционный стол в эвакогоспитале. «Промедола» для него в момент ранения не оказалось вообще, и он терпел ужасную боль без малого три часа. Так долго потому, что половину дороги майора несли по сугробам на руках. Единственный на весь полк рабочий «москвич-каблучок» смог подобрать группу с раненым только у самого въезда в Отрадное. А на дворе штаба стояли трофейные внедорожники и «патриоты», присланные по гуманитарной линии от президентского Народного фронта.

Через неделю после гибели Красного на позицию Савы пришёл Близнец, только что вернувшийся из столицы ДНР, и с бодрым настроем начал рассказывать, что Красному уже подбирают протез… Он не знал, гад, что за три дня до его появления парни смогли связаться с жёнами в Донецке, которые им и сообщили, что командира отделения сержанта Александра Красногудова с позывным Красный похоронили даже без воинских почестей.

Жёны в тот долгожданный за полтора месяца войны сеанс связи рассказали о том, как собрали большую делегацию из донецких баб и пошли «штурмом» к главе, дабы выяснить, где находятся их мужики. «Уж не под Харьковом ли чи под Херсоном?» Ответ был ошеломляющим: «Их там нет! Они все на территории Донбасса!» От кого нужно было скрывать этот секрет Полишинеля, тем более что к тому времени враг на подступах к Харькову, Херсону, Запорожью знал наверняка, что напротив него стоят вместе с российской армией дончане и луганчане?

* * *

К приезду группы усиления, снятой с охранения на элеваторе под Отрадным, Серёга уже командовал усиленным взводом, оборонявшим западную окраину посёлка. Подразделение состояло из двух десятков бойцов его бывшей роты и такого же количества гранатомётчиков, приданных из остатков отдельных гранатомётного и противотанкового взводов. К концу марта Савин организовал сносную оборонительную позицию с глубокими и извилистыми траншеями, пулемётными гнёздами и укреплённым блокпостом вдоль дороги, где находились гранатомётчики с РПГ-7 и был установлен «сапог».

Практически всех снайперов, приехавших с элеватора с Чалым, отправили на участок села Мамонтово – лесистое предместье севернее Суворовки. Чалому и Кибало было предписано выдвигаться к своему противотанковому взводу, который был придан Савину.