Ихтамнеты

Через полчаса группа двинулась тем же порядком по ложбинам лесопосадок, не выходя на дорогу. Идти полями было куда как опаснее, так как там даже беспилотник не требуется, чтобы поймать цель для обстрела.

* * *

Зрение давно свыклось с ночной мглой, но Витязь всё равно ничего не видел вокруг, двигаясь как сомнамбула, в отключке и по интуиции, подальше от Мамонтова. Ноги вели в правильную сторону, в то время как мозги были в полном ступоре, чтобы принимать взвешенные и верные решения. Неистребимая тоска острой болью охватила грудь, дышать становилось тяжело, но нужно было двигаться к своим, и в этом Витязь не сомневался. Какое-то время спустя он всё же начал осматриваться по сторонам.

«Вот уже и окраина Суворовки. Вот улица, ведущая к штабу. Не надо перемещаться по открытой дороге. За углом разрушенное здание местной милиции. Подбитая БМП. Украинская, конечно! Откуда тут нашим взяться, если для перевозки личного состава раздолбанные жёлтые донецкие маршрутки пригнали? А они все на газу, а газа нет, как и солярки, половину которой ещё до погрузки в эшелон скоммуниздили», – так, размышляя и постепенно отходя от галлюцинации ночного кошмара, Виктор прибрёл к последнему перекрёстку, выводящему его вслед за ушедшим отрядом Савина. Оставалось просто спуститься в балку по-над лесополосой, как слух срезал резкий, звонкий окрик на польском: «Stoj! Kto idzie?»

Не раздумывая ни секунды, со словами «Получи, пшек вонючий!» Витязь вскинул автомат, нажал на спуск подствольника, дал короткую очередь трассерами и бросился в овражек. Вслед за взрывом гранаты нацисты какое-то время приходили в себя, что дало возможность Виктору начать быстрый отход, не дожидаясь ответных гранат или, не дай бог, польских маленьких мин. Парочка действительно легла, но уже далеко позади, когда они не могли угрожать ополченцу даже осколками…

С рассветом бывший комендант оставленной Суворовки вышел к перекрёстку перед Шестаково, где тут же обнаружил следы недавней стоянки своих. Обёртки от солдатских галет и шоколада с изображением красной звезды и надписью «Армия России» даже начинающему разведчику не давали шанса ошибиться, чьи бойцы тут делали привал. Костров не жгли, но кто-то сходил по-большому, и свежесть характерного амбре подсказывала, что отряд выдвинулся не более часа назад, хотя и этого было достаточно, чтобы не рассчитывать догнать их пешком.

Хотелось пить. Отстегнул фляжку. Открыл крышку. Поднёс к губам и сделал глоток. Чуть не подавился. Чистый медицинский спирт, осушив полость рта, буквально прожёг гортань. Откашлялся. Тепло пошло под грудной клеткой. Жажда ушла, но захотелось ещё глотнуть содержимого фляжки. Витязь уже не мог вспомнить, как вместо воды в сосуде оказался спирт, но роптать и сетовать на судьбу не стал. Тем более что ему стало немного легче на душе. Сев на пенёк, Виктор снова открутил крышку, подумал про себя: «За пацанов! Земля пухом!» – и, резко выдохнув, сделал теперь уже затяжной глоток.

Дальше шёл легко. Солнце начинало пригревать. Всюду слышалось пение птиц. Весна, несмотря на происходящее вокруг, брала своё. Новая жизнь приходила на смену старой. Природа так устроена. Но не всегда и не для всех. Не может престарелая мать, потеряв одного и тем более единственного сына на войне, взять и родить на смену умершему новую жизнь. Тут природа бессильна, и в этой жизненной цепочке отдельно взятого рода человеческого наступает разрыв, а рано или поздно – полное забвение. Да и не каждой молодой матери справиться с такой бедой. Для этого самой бы ожить и впустить в себя новую весну, наполняющую душу и тело свежестью манны как жизненной силой. Но можно ли вообще представить себе, как новая человеческая жизнь способна заменить погибшую? Нет. Этого не может быть. Жизнь человеку даётся один раз. И второй не будет на этом свете. Та жизнь, которую принесёт молодая мать после гибели старшего сына, будет другой и никак не продолжением ушедшего в мир иной. Его продолжение только в его собственных детях, от скольких бы женщин они ни родились. И если нет у тебя детей или хотя бы той, которая сейчас носит в себе твоё семя, то твоя гибель означает лишь одно: цепочка твоего рода уже порвалась и продолжения не будет, сколько бы вёсен ни наступило на белом свете, сколько бы слёз ни пролила твоя мать над могилой, вымаливая у земли вернуть тебя к ней.

Витязь шёл, перебирая в голове все эти мысли, то и дело отгоняя воспоминания о прошедшей ночи, и даже сам не заметил, что шаг его стал как будто шире и увереннее.