Икона Христа

Никифору принадлежит заслуга демонстрации неточности понятия «неописуемости». Сначала он задается вопросом, могут ли быть зримо изображены ангелы, которые, как известно, невидимы. Иконоборцы отвечают отрицательно: ангелы «неописуемы». Никифор, обнаруживая хорошую логическую подготовку, поначалу доказывает, что речь идет не о том, «описываются» (περιγράφονται) ли ангелы, а о том, «живописуются» (γράφονται) ли они[521]. «Неприступная крепость» иконоборцев покоится на смешении слов. «Живописать», «рисовать» — не то же самое, что «описывать».

Иконоборцы играют словами и приходят к заблуждению. Обстоятельство, что то и другое в греческом языке обозначается одним и тем же словом, все же не означает, что имеется в виду также одно и то же. Первоначальный смысл γραφή | — «царапание», «прочерчивание». Отсюда два вида деятельности, означаемые одним и тем же словом, — «писать» и «живописать», т. е. деятельность «словописца» λογογράφος и «живописца» ζωγράφος, как гласят по-гречески самоговорящие наименования поэта и художника[522]. Совсем иной смысл имеет слово περιγραφή:

«Нечто может быть "описано" по месту, времени, началу или пониманию... "Описанное" по времени и по началу — это то, что начало быть во времени. В этом смысле говорят также, что ангелы или человеческая душа — "описуемы"... "Описанное" по пониманию — это то, что схвачено рассудком или разумом... "Неописанное" — это исключительно то, что не имеет со всем этим ничего общего»[523].

Данное терминологическое разъяснение весьма кстати. Вопрос о том, можно нечто живописать или нельзя, явно отличен от вопроса, является ли и в какой мере нечто «описуемым». В известном смысле все тварное бытие «описано», включено в границы конечного. Это же относится и к чисто духовной, невидимой душе, хотя она, как таковая, не допускает живописания.

Образ как отношение сходства

Итак, Никифор смог точнее очертить понятие образа и защитить его от недоразумений. Картина (γραφή) характеризуется своим отношением сходства с первообразом. Картина, однако, отлична от изображенного на ней, она представляет собой другую реальность, отделенную от него. Но не такова «описуемость», περιγραφή. Это такое качество, которое навсегда неразрывно принадлежит тому, кто им обладает.

Например, человек всегда пребывает в пространстве и времени; и это качество — быть «описуемым» — характеризует его постоянно. Данный признак не имеет ничего общего ни со сходством, ни с несходством, он, в отличие от картины, не имеет своей формы и представляет собой понятийное обозначение существования конечных тварей. Вот почему бессмысленно говорить (как поступают иконоборцы), что когда живописуется некое лицо, оно «описывается», даже если, напротив, «описуемость», т. е. конечность бытия, является предпосылкой для того, чтобы некто мог быть также нарисован в красках[524]. Лишь Бог один, будучи совершенно «неописуемым», является также целиком и полностью неизобразимым на картине.

Подобное (сознательное?) смешение терминов γραφή и περιγραφή у иконоборцев покоится, как ясно показывает Никифор, на мифическом понимании образа, по которому икона должна быть точным определением первообраза, т. е. она должна его, в его внешнем облике, не только представлять, но и «описывать» во всех других отношениях. На иконе, как они считают, должна быть «схвачена» вся реальность изображенного лица.

Нельзя отрицать, однако, что также и некоторые подходы иконопочитателей не свободны от подобного представления. Чтобы поставить заслон подобной мифической идентификации образа и первообраза, Никифор ввел различие между естественным и искусственным образом, чего мы не видим у Иоанна Дамаскина.

Икона, очевидно, — это искусственный образ. Она подражает естеству первообраза, но, однако, не имеет того же естества, что ее первообраз[525]. Исходя из этого, Никифор так определяет искусственный образ:

«Он сходен с первообразом и благодаря сходству выражает весь внешний облик того, кого отражает, но остается сущностно отличным от последнего из-за другой материи. Или: (искусственный) образ — это подражание первообразу и его отпечаток; от первообраза он отличается различием сущности... Ибо если бы он не отличался от первообраза, то он сам был бы первообразом»[526]. Иоанн Дамаскин уже показал, что в понятие образа входит элемент отличия от первообраза[527]. Но он не сказал при этом, что речь идет о сущностном отличии. Поскольку он не противопоставлял искусственный образ естественному, то и различие он видел в постепенном снижении бытийной причастности образов к первообразу. А Никифор смог яснее показать, что икона, как искусственный образ, должна сущностно отличаться от своего первообраза.

Терминологический инструментарий Никифор нашел себе в учении о категориях Аристотеля. Искусственный образ, икону, он характеризует при помощи категории реляции, отношения[528]: