Икона

— И по этой смехотворной причине я не должен сказать Ане Кесслер правду?

— Ты не скрываешь от нее ничего, что ей необходимо знать. И существует много причин, по которым ты обязан предоставить событиям развиваться так, как они должны развиваться. Назвать их еще раз? Тебе нужны другие доказательства?

Раздражение Мэтью достигло критической массы и перешло в какое-то парализующее отвращение к самому себе. Человек чести должен делать то, что он должен делать, а не сидеть здесь и вести бессмысленный разговор.

— Как ты думаешь, девушка от тебя ничего не скрывает? — продолжал Фотис.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что у нее могут быть свои собственные секреты.

— Например?

— Я не претендую на то, что знаю все, но это странная, замкнутая семья, — это все, что мне понятно. Она не колеблясь использовала тебя в своих целях, сделав тебя своим советчиком.

— Я сам согласился на это.

— Всегда хочется так думать, когда имеешь дело с женщиной, не так ли?

— Мне не нравятся твои намеки.

— Беру свои слова обратно. Тебе не надо иметь никаких собственных интересов, чтобы поступить правильно.

— А как мы можем узнать, что правильно?

— Ты поступишь правильно, потому что ты хороший человек. Для этого тебе не требуется стимул — осознание семейных обязательств и семейной вины.

— Семейной вины? — резко повторил Мэтью. — Ты имеешь в виду — твоей вины?

— А мы разве не одна семья? Но я имел в виду не это, а скорее обязательства.

— Пожалуйста, не говори загадками, крестный. Просто скажи, что ты хочешь сказать.

Глаза Фотиса вдруг увлажнились, его лицо, казалось, обвисло, как и его усы.

— Я не хотел говорить об этом. Я нарушаю данное когда-то обещание. Ты меня понимаешь? Данное Fithee, Змею.

— Это тот, кто убил священника?

Фотис протянул руку над столом и тронул Мэтью за рукав.

— Нам не дано знать, убил ли он священника. Он поступил так, как считал правильным. Помни об этом.

— Расскажи мне.

— Твой Papou. — Он убрал руку и отвел взгляд. Мэтью продолжал пристально смотреть на него. — Змей — это твой Papou.

Фотис кивнул, спина его согнулась, шляпа сползла на глаза. Он как будто уменьшился в размерах. Ощущение шока и неверия охватило Мэтью. Он молчал, пытаясь успокоиться. Но получалось, что чем дольше он так сидел, онемевший от ужасных вопросов, роившихся в его сознании, тем больше все услышанное им походило на правду. Он не мог сказать точно, задумывался ли об этом когда-нибудь раньше.

Возможно, да, и тогда только этим можно было объяснить его нынешнее самообладание. Убийцы старели и превращались в добрых стариков. Он знал, что у деда было нехорошее прошлое. Его отец не один раз говорил ему, что дед в прошлом совершал поступки, которых теперь стыдится, которые преследуют его, не давая покоя. Конечно, существовали обстоятельства, которые могли бы объяснить то, что произошло, но у Мэтью было ощущение, что он никогда о них ничего не узнает. Конечно, он мог бы попробовать получить ответы на некоторые вопросы, но ему следует вести себя осторожно и не раскрывать свои карты Андреасу, пока не удастся узнать побольше. Даже сейчас, после стольких лет, было ясно, что дед приехал не просто навестить больного сына: его привели сюда какие-то дела. Когда бы Мэтью ни звонил, он не мог застать деда в отеле. Он никогда не рассказывал, где был, с кем встречался. Не связано ли это с иконой?

— А если я спрошу его об этом, он подтвердит?

Фотис был шокирован.

— Боже, дитя мое, да что он сможет тебе ответить? Возможно, скажет правду, возможно, придумает что-нибудь — я не знаю. Скорее всего промолчит, но я думаю, что если он узнает, что тебе это известно, это разобьет его сердце. Умоляю, не говори ему ничего.

Повисла тишина. Официант принес счет. И по тому, что Фотис не схватил его сразу же, Мэтью понял, насколько тот потрясен. Он взял счет сам и машинально сложил его в несколько раз.

— Черт побери, крестный. Лучше бы я этого не знал.

Сидя рядом с Мэтью на заднем сиденье, Андреас пытался побороть охватившую его дремоту. Его внучка Мэри, ученый по образованию, вела машину ровно, и это тоже не способствовало успеху его усилий. Ни одна женщина не водила машину так хорошо. Рядом с ней сидел неподвижный, бледный Алекс, и его глаза загорались, только когда он смотрел на влажный весенний лес. «Он не ожидал, что снова увидит это место, — подумал Андреас. — Наверное, спрашивает себя, не в последний ли раз любуется лесом… Вся его жизнь прошла мимо меня», — размышлял старик.