Иконописец

– Это монах, – сказал Руперт, оглядывая рамку и обратную сторону картины.

– Да, по-видимому, монах, – согласился Корра.

– Что вы думаете об этом?

– Как зовут того, кто вам подарил ее?

– Жан Обри, это мой старинный друг. Не думаете ли вы, что он мог подсунуть мне какую-то…, – он запнулся, стараясь подобрать нужное слово.

– Нет, раз вы его не подозреваете, скорее нет. Но я должен проверить все, вы понимаете.

Старик молча кивнул головой.

– Может он здесь не причем, но ведь он где-то приобрел эту картину, – предположил Руперт.

– Без сомнения, – согласился Корра. – Вы можете вытащить ее из рамки. Она теперь ваша, и остается у вас до завершения расследования.

– Ну, тогда я воспользуюсь вашим советом и выну ее из рамки, мне так легче будет ее переносить с собой. А если у меня ее похитят? Она ведь представляет собой какую-то ценность.

– Я уже сказал, что ценности для меня она не представляет. Сейчас я думаю лишь о моем внуке. Он – это все, что у меня есть, я ведь слишком стар, он мой единственный наследник. И я прошу тебя выяснить: кто охотится за моим внуком? Кому нужна его смерть? Это надо выяснить раньше, чем невидимый враг сможет нанести следующий удар. Я любых денег не пожалею для выяснения причин его неожиданного падения в кому. Зачем надо было его вылечивать от страшной и неизлечимой болезни, чтобы потом обездвижить, превратить в куклу?

Руперт уже отделил картину от рамки, и вдруг от задней стороны картины отошел какой-то лист. Он перекрывал картину с обратной стороны.

– Это, по-видимому, укрепление, – предположил Корра. – Так многие делают. Я такое видел.

– Не думаю, – сказал Руперт, отделяя картину от листа. – Это, – он отодвинул лист в сторону, – вероятно, бумага, она укрепляла, но и закрывала обратную сторону картины. А вот это, – он перевернул полотно, – уже не похоже на картину.

На обратной стороне полотна, в два вертикальных ряда были написаны какие-то слова. Их было много.

– Это напоминает газетные полосы, – сказал Корра.

– Здесь еле заметны числа, – сказал Руперт.

– Где? Я плохо вижу, – он подошел к рабочему столу и взял очки. Надев их на нос, он приблизился к полотну.

– Вот, здесь, – Руперт указал на три цифры, расположенные по середине полотна, аккурат между двух полос текста.

– Триста тринадцать.

– Или три, один, три, – предположил Руперт. – Текст написан красивым почерком, на языке… не могу разобрать, что это за язык.

– Латынь, – с тяжелым выдохом сказал Корра.

– Откуда вы знаете? – спросил Руперт.

– Я бы не знал, если бы не Ямес. Когда он начал говорить на этом языке, помните, я рассказывал, то мне пришлось уделить этому внимание, и мой приятель с университета показал мне этот язык. Уверяю тебя, это латынь, я в этом убежден.

Руперт вздохнул.

– А почему вы считаете, что это картина. До того, как я разобрал ее, я по правде, тоже так считал. Загадочный монах из средневековья, в обнимку с библией и только.

– Что же это по-вашему, если не картина? – удивился Корра.

– Мне она напоминает не картину, а икону.

– Икону? – задумчиво произнес Корра. – Может быть.

Он пристально и с надеждой, граничащей с отчаянием и мольбой, посмотрел в глаза Руперта. Тот выпрямился, оставив полотно на столике.

– Что ж, я возьмусь за это дело.

Глава 3

Руперт Коу летел дневным рейсом во Францию, в Париж, где проживал приятель Лукаса Корра. Австралиец дал телефон Руперту для того, чтобы тот мог связаться с Жаном Обри – известным коллекционером Франции.

Руперт сидел у окна и глядел на бесконечные ряды белеющих облаков, застывшие ниже самолета. Их белая армада распространялась до самого горизонта, где растворялась, сливаясь с оттенками неба. Руперту казалось, что весь земной шар был покрыт этой мглистой пеленой.