Иконы Божией Матери. Млекопитательница, Блаженное чрево и Целительница

Иерусалим, готовившийся праздновать Пасху, торжество спасения, бежал к Голгофе, чтобы увидеть безумие невежества и гнусной мести. На высоте холма поставлены были три креста, на которых распяты три человека. Один из двоих, висевших на крайних крестах, был тот самый разбойник, который в детстве принял целебную Каплю. Рассказы родителей и память о раннем детстве проснулись в минуты страдания. Он узнал Кого-то, давно знакомого, в распятом на среднем кресте, и смело ополчился против другого разбойника, который поносил Распятого. Более и более убеждаясь в святости защищаемого им, он, наконец, произнес безсмертное: «Помяни мя, Господи, егда приидешь во Царствие Свое!». «Днесь со Мною будешь в раи», – отвечал ему распятый Спаситель. Прежде пророков и патриархов, еще не выведенных из ада, вошел в рай разбойник – носитель Таинственной Капли, в вечное доказательство лучшей из христианских истин, что один вздох чистосердечного раскаяния отворяет врата рая».

И хотя сын разбойника, принявший Таинственную Каплю, пошел путем своих отцов, но сокровище, таившееся в его груди, проявлялось в разных случаях его жизни. Мечтательный, жалостливый и возвышенный в чувствах и образе мыслей, он был в противоборстве со своими товарищами. Он боролся сам с собою или, вернее, боролась в нем капля, как луч света борется с тьмой. Она и была его нравственным воспитателем.

«Мал глас испустил разбойник на кресте, и велию веру обрете, во едином мгновении спасеся, и первый райския врата отверз вниде», – так воспевает наша Церковь первого человека, удостоившегося благодати исцеления от Пречистой Девы.

Эти сказания сохранились в хрониках средних веков и в семейных устных рассказах. В России они встречаются в сборниках времен Царя Михаила Феодоровича (1613-1645). Митрополит Московский Филарет (Дроздов, †1867) о Таинственной Капле говорил: «Поелику предание это клонится не в ущерб, а к похвале Пресвятой Девы, то я признаю это предание достойным».

Легенда о Таинственной Капле нашла свое отражение и в русской поэзии.

Федор Глинка и его поэма «Таинственная Капля»

Известный русский автор духовной поэзии Федор Николаевич Глинка (1786-1880) посвятил преданию о Таинственной Капле одну из своих поэм, в которой она раскрывается с особой трогательностью. Эпиграфом к ней послужили слова: «Так говорит народное преданье, и я судить предание не смею, а только вам его передаю». Начинается поэма с описания бегства Святого Семейства в Египет.

И видели – по утренним зарям,

Когда роса сребрилась по долинам

И ветерки качали ветви пальм –

Шли путники дорогой во Египет.

Был Старец сед, но добр и величав,

В одной руке держал он жезл высокий,

В другой, сжимая повод, вел осла.

И на осле сидела, как царица,

Младая Мать с своим Младенцем чудным,

Которому подобного земля

Ни до него, ни после не видала!

И матери подобной не видали!

Какой покой в лице Ея светился!

Казалось, все Ея свершились думы

И лучшие надежды уж сбылись;

И ничего Ей более не надо:

Все радости и неба, и земли,

Богатства все, все счастье мировое

Лежали тут, в коленях перед Ней,

Слиянные в одном Ея Младенце,

Который Сам, прекрасен так и тих,

Под легкою светлелся пеленою,

Как звездочка светлеет и горит

Под серебром кристального потока.

В одежды алые Жена одета,

Скроенныя как будто из зари,

И голубой покров – отрезок неба –

Вился кругом главы Ея прекрасной.

Три страшные разбойника, как звери,

Как ястреба на кротких голубей,

Кидаются на путников священных,

Застигнув их в ущельях диких скал,

И в плен берут и Мать с Ея Младенцем,

И древняго вожатая с жезлом.

Далее описывается, как плененных путников разбойники привели к своему жилищу, где жены ожидали своих мужей…

с добычей верной… Грустно

Одна из них сидела, и дитя

Пронзительно кричал в ее коленях.

И каждый крик его вонзался в сердце,

И сердце матери, как нож, пронзал.

Вдруг привели и Старца Палестины

И дивную с Младенцем дивным Мать.

И смирен был Младенец Палестины:

Он у груди, на белизне лилей,

Лежал, как день, слиянный в образ детский,

И тихо пил с млеком из персей жизнь.

И чуден был Младенец Палестины,

На бедную солому положен.

Кругом себя он все преображает:

Вдруг облит Он каким-то чудным днем,

И этот день все дивно осветляет,

Алмазами горит под ним солома,

И тень бежит далеко от него,

И светлый круг окрест его зарится,

И плавает весь в белом свете Он,

И Мать над Ним вся светом облита.

Следя за всем, в тоске недоуменья,

Разбойника угрюмая жена

Молчала… Но отбросив вдруг сомненья,

И верою и счастием полна,

Заговорила… И с своим ребенком

Пред пленницей с благоговеньем став,

Рекла: «О дивная! Скажи, кто Он?

Кто Он, невиданный, Младенец чудный?

Слеза небес иль луч, скользнувший с неба

И облаком одевшийся земным?

Мне кажется, под тонкой тканью тела

Трепещется в Нем ангел безтелесный,

И божество сквозит из человека…

Смотри Сама, что сделалось кругом

Не солнце ли сошло на землю в нем?

Как Светится! На свет сей неземной

С трудом глядят мои земные очи.

И Ты Сама – не та ли Ты Жена,

О Ней же так уже давно, давно

Предание по всем пустыням ходит,

Что прийдет к нам Жена от Иудеи

С невиданным Младенцем на руках.