Икс или игрек?

Блетчли крякнул.

– Но ведь такие вещи, по-моему, писать не разрешается?

Таппенс презрительно усмехнулась и сложила драгоценное письмо, победно оглядывая завтракающих.

– У нас, майор, свои приемы. – Она лукаво подняла брови. – Дорогой Реймонд знает, что, если только я знаю, где он находится или куда его перебрасывают, тогда я уже не так волнуюсь. А прием очень простой. После одного условленного слова по первым буквам идущих за ним слов прочитывается название нового места. Правда, фразы иногда получаются очень забавные. Но Реймонд так изобретателен! И я уверена, никто не догадается.

За столом поднялся негромкий ропот. Время было выбрано точно: в кои-то веки за завтраком собрались все.

Блетчли, побагровев, произнес:

– Прошу прощения, миссис Бленкенсоп, но то, что вы делаете, в высшей степени глупо. Маршруты военных эшелонов и эскадрилий – это немцы как раз и пытаются узнать.

– Но я ведь никому не рассказываю, – возразила Таппенс. – Я очень, очень осторожна.

– Все равно так нельзя. И у вашего сына рано или поздно будут из-за этого неприятности.

– О, надеюсь, что нет. Ведь я же его мать! Матери должны знать такие вещи.

– Ваша правда, я тоже так считаю, – прогудела миссис О'Рурк. – Мы тут все можем подтвердить: из вас эти сведения клещами не вытянешь.

– Письма могут прочесть, – не согласился Блетчли.

– Я очень осмотрительна и нигде их не оставляю, – тоном оскорбленного достоинства произнесла Таппенс. – Эти письма я всегда запираю.

Майор Блетчли с сомнением покачал головой.

3

Утро было хмурое, с моря дул холодный ветер. Таппенс одна дошла до конца пляжа.

Она вынула из сумочки два письма, за которыми зашла в газетный киоск по дороге.

Письма шли довольно долго, в Лигемптон их переадресовали на фамилию миссис Спендер. Таппенс предпочитала запутывать следы. Ее дети считали, что она гостит в Корнуолле у старой тетки.

Она распечатала первое письмо.

«Дорогая мамочка!

Я мог бы порассказать тебе уйму забавных вещей, но нельзя. По-моему, мы тут проявили себя недурственно. Пять немецких самолетов сегодня перед завтраком – неплохая биржевая котировка. Сейчас, правда, еще не все в ажуре, но в конце концов мы добьемся успеха.

Не могу им простить, что они расстреливают из пулеметов мирных людей на дорогах. Это всех наших приводит в бешенство. Гас и Трандлс просят тебе кланяться. У них по-прежнему дела идут отлично.

Не волнуйся обо мне. Я в порядке. Ни за что на свете не согласился бы остаться в стороне. Привет Рыжему. Дали ему наконец какую-нибудь работу?

Твой Дерек».

Глаза Таппенс, когда она читала, а затем перечитывала это письмо, влажно блестели.

Потом она вскрыла второе письмо.

«Дорогая мамуся!

Как поживает старенькая тетя Грейси? Надеюсь, держится молодцом? По-моему, вы герои, что все это терпите. Я бы не смогла.

Новостей никаких. Работа у меня интересная, но такая засекреченная, что ничего не могу про нее рассказать. Все-таки приятно сознавать, что делаешь полезное дело. Не огорчайся, что тебе не удалось получить военную работу, – право же, это совершеннейшая глупость, что пожилые женщины так хлопочут, чтобы им что-нибудь поручили. Сейчас нужны молодые и надежные работники. А как Рыжий справляется со своей работой в Шотландии? Заполняет бланки и подшивает бумаги, бедняжка. Но все-таки доволен, наверно, что при деле.

Обнимаю и целую,

Дебора».

Таппенс усмехнулась.

Она сложила оба письма, любовно погладила, а потом, укрывшись от ветра под стеной мола, чиркнула спичкой, подожгла листки и выждала, пока они рассыпятся в пепел.

Затем, достав авторучку и блокнот, торопливо настрочила ответы: