Иль Мактуб. Судьба Эмира

Я любил её, но эта адская любовь превращала меня в монстра. Я хотел защитить её, хотел, чтобы она была моей и только моей. Но всё, что я делал, только отталкивало нас друг от друга, воздвигало между нами стену с колючей проволокой. Мои слова, мои поступки — всё это разрушало нас обоих, моя ревность, мое сумасшествие. Я сходил с ума, когда думал, что ее мог коснуться кто-то другой.

Да, я солгал ей насчет Мары. Солгал потому что не мог вбить между нами еще один кол. Я бы разобрался с этим потом. Мара – ни о чем. Я вышвырну ее из своей жизни. Она никто и останется никем. Для меня не важнее проститутки. Я даже не спал с ней. Предложил сделку сыграть мою секретаршу за определенную плату.

Когда я узнал, что Вика согласилась выйти замуж за Мухаммада, это было как удар под дых. Мухаммад... Этот ублюдок всегда был рядом, всегда пытался вмешиваться в ее жизнь. Какой херни он наговорил ей, что она согласилась. Я не верил, что это могло быть по любви. Скорей всего боится, что я захочу забрать сыновей. Защищается от меня глупая дурочка! Но от одной мысли, что этот лупоглазый хрен дотронется до нее меня корежило, меня скручивало от ревности.

Я не мог поверить, что Вика сделала этот шаг. Я был готов разорвать Мухаммада на куски, но понимал, что это не решит проблемы. Я должен был действовать хитрее, умнее. Он не заберёт у меня Вику, не получит моих детей.

Тогда я принял решение. Я знал, что единственный способ вернуть Вику — это увезти детей. Ради них она сделает всё. Я договорился с медсестрой, чтобы она позвонила Вике и сорвала это фарс, эту дебильную свадьбу. Всё было продумано до мелочей. Я был уверен, что Вика приедет в Эмираты ради детей. Я не спал ночами, думая об этом плане. Моё сердце сжималось от мысли, что я использую своих детей как приманку. Но я был готов на всё, чтобы вернуть Вику. Ради неё я готов был на любую жертву и на любую низость. Но у меня не было другого выбора. Заставить приехать, вынудить бросить этого долбоеба и бежать ко мне. Пусть подло и мерзко. А потом я смогу удержать ее, потом я заставлю остаться, привяжу, прикую ее рядом. У меня будет тысячи шансов доказать ей свою любовь, окутать ее безумием, дать ей то, что никогда и никому не давал. Любить ее…и заставить снова любить меня. Мы бы начали все с чистого листа. Мы и наши дети.

И ни хрена! Ни хрена! Словно просочилась сквозь пальцы, протекла как вода, как песок. Я был уверен, что выехала…Оставалось только узнать какого хера выезд запрещен. Но никто не дал мне этого ответа даже консул. В системе стоял запрет. И нет следов кто этот запрет поставил. Дальше я отслеживаю ее возвращение домой…и все. Следы обрываются. Двери закрыты снаружи. Нет ее вещей, нет документов. Значит она вышла из дома. Но куда? Кто приехал за ней?

Я говорил с ее соседкой, с племянницей соседки. И ничерта. Я потряс Мухаммада, но тот сказал, что не видел ее после того, как отвез в отель искать меня. Мои детективы подтвердили, что, да, больше они не виделись.

Глава 2

Судно трясло, как проклятое, и с каждой минутой я ощущала, как слабость сковывает мое тело. В трюме было темно и душно, воздух казался густым и вязким, словно липкий туман, вползающий в легкие и не дающий дышать. Девушки вокруг меня шептались, всхлипывали, кто-то молился, а кто-то просто сидел, опустив голову на колени, смирившись со своей участью. Я не могла поверить, что это происходит на самом деле. Всё казалось каким-то жутким кошмаром, из которого я не могла проснуться. В таких условиях сложно понять, сколько времени прошло. День сменялся ночью, но в трюме судна этого не почувствовать. Тьма была вечной, и она поглощала нас, не оставляя надежды на спасение. Тело ныло от неудобства, каждый мускул горел от долгого сидения в одном положении. Страх и паника накатывали волнами и заставляли задыхаться от ужаса. Вокруг были только неизвестность и боль.

Когда нам наконец принесли еду, я с трудом заставила себя съесть хоть что-то. Рыба и рис. Еда была пресной и едва съедобной, но голод не оставлял выбора. Девушки вокруг меня ели молча, боясь говорить лишний раз. Вода, которую нам дали, воняла, как стоячее болото. Но от жажды горло пересыхало, и приходилось пить эту отвратительную жидкость. Отвращение поднималось в горле, но я глотала её, понимая, что должна сохранять силы. Каждая капля этой мерзости напоминала мне о том, в каком ужасе мы находимся. Жара была невыносимой. Пот стекал по спине, впитываясь в одежду, превращая её в липкую оболочку, которая ещё больше усугубляла ощущение беспомощности. Каждый глоток этой отвратительной воды вызывал новый приступ тошноты, но другого выхода не было. Жажда была сильнее отвращения, и я продолжала пить, чтобы хоть немного облегчить своё состояние.

С нами не говорили, ничего не объясняли, ща вопрос могли пнуть или дать пощечину. Нужду мы справляли в ведро, которое выносили только на утро следующего дня. От вони резало глаза. Я понимала, что нас перевозят на рыболовном судне. Здесь все провонялось рыбой. Казалось я сама пропиталась этой вонью.