Иль Мактуб. Судьба Эмира

Я сидела на кровати, обхватив руками колени, стараясь успокоить своё разрывающееся от напряжения сердце. Комната казалась слишком тесной, стены словно сжимались вокруг меня, а в голове всё ещё звучали слова Амира. Зачем он сказал мне это? Зачем предупредил? Но его слова остались висеть в воздухе, как невидимая сеть, в которой я теперь путалась, как в паутине. Я знала, что ничего не смогу понять сразу, но то, что Ахмад скрывал нечто ужасное, стало для меня новым потрясением, которым я даже не могла поделиться.

Шаги, которые я услышала в коридоре, становились всё ближе. Они приближались прямо ко мне, приближались с тяжёлой уверенностью. Дверь распахнулась без стука, и я увидела Ахмада. Его тёмные глаза горели — как огонь в ночи, как искры, которые могут превратиться в пламя при первом же дуновении ветра. Обжигающие, дьявольские глаза. Никогда не видела настолько темных глаз.

Он медленно вошёл, закрыв за собой дверь. Заполнил пространство своим присутствием, и воздух в комнате стал густым, пропитанным его звериной энергией. В тусклом свете лампы смуглая кожа мерцала, словно напитанная жарким солнцем пустыни, а чёрные волосы блестели. У него красивые, густые волосы цвета воронова крыла, чуть отливающие синевой.

Он был одет очень просто, но эта простота только подчёркивала его силу. На нём была лёгкая белая рубашка с расстёгнутым воротом, едва касающаяся тела, но подчёркивающая каждую мышцу под тонкой тканью. Рубашка была заправлена в тёмные штаны, которые подчёркивали его стройные бёдра и сильные мускулистые ноги. Широкие плечи, очень крепкие руки — всё в нём кричало о звериной силе и опасности.

Его накачанная, сильная грудь была видна под лёгкой тканью расстегнутой на несколько пуговиц рубашки, и, когда он подошёл ближе, мне показалось, что я чувствую тепло его кожи даже на расстоянии. Рубашка открывала достаточно, чтобы на мгновение задержать дыхание представляя, что скрыто под ней. Насколько великолепно его тело. Это была игра, которая заводила. Она не давала ничего, но обещала всё. Я одернула себя. Он монстр. Он меня держит здесь насильно и скорей всего лжет мне. Почему моя кожа покрывается мурашками в его присутствии. Он был красив. Невероятно красив. Настолько, что это причиняло боль. Красота, которая могла разрезать ваше сердце, как нож, убийственно острый. Его чёрные волосы небрежно падали на лоб, а глаза — две ночные бездны, мрачные и глубокие — затягивали в себя, как в капкан, из которого не выбраться и не сбежать. Они были обрамлены густыми длинными ресницами, которые казались совершенно неуместными на таком суровом лице, но одновременно делали его взгляд чуть мягче.

И всё это контрастировало с ужасными шрамами. Шрамами, которые исказили бы лицо любого другого, на нём выглядели как знаки мужества. Они словно рассказывали о пережитой боли и его невероятной силе. Один особенно длинный шрам пересекал его левую щёку, спускаясь к подбородку, и каждый раз, когда его губы слегка кривились в улыбке, этот шрам как будто оживал, напоминая о какой-то чудовищной и не забытой трагедии. Не забытой им. Такое не забывается…Ведь кто-то это сделал, кто-то нанес эти страшные раны.

Я опустила взгляд ниже. Его губы. Они были чувственными, полными, с мягкими изгибами, они словно олицетворяли самый грязный грех. Аккуратная щетина подчеркивала контуры его подбородка, делая его лицо ещё более мужественным, добавляя ему грубого обаяния. Щетина была короткой и ухоженной, каждый волосок был на своём месте, что говорило о его педантичности, о том, что за внешней дикостью скрывалась аккуратность и контроль. Он не спешил. Его движения были медленными, уверенными, будто он точно знал, как действовать, чтобы вызвать максимальный отклик. Когда он взглянул на меня, его взгляд словно прожигал мою кожу. Я не могла отвести глаз, как бы сильно ни хотела. Ахмад был словно живое воплощение желания, и, как ни странно, мне захотелось приблизиться к нему, прикоснуться, чтобы проверить, что он реальный. Боже…секунду назад я дрожала от ужаса.

— Вы пришли насиловать меня? — сорвалось с моих губ прежде, чем я успела подумать. Голос прозвучал хрипло, но удивительно твёрдо.

Ахмад остановился, его взгляд на мгновение затуманился, а затем уголки его губ изогнулись в едва заметной усмешке, но она была какой-то вымученной и горькой.

— Насиловать? — он произнёс это слово так, будто пробовал его на вкус. — Я никогда не трону тебя против твоей воли, Вика.

Его голос был низким и мягким, как шёпот ночного ветра. Но за этой мягкостью скрывалось что-то неуловимое, какое-то безумное обещание. Я почувствовала, как моё сердце сжалось в ответ, а в груди возникло странное напряжение. Он подошёл ближе, и воздух между нами, казалось, загустел, стал тяжёлым, как мёд, который не прольётся, если его не зачерпнуть ложкой.

— Может быть, — продолжил он, не сводя с меня взгляда, — когда ты захочешь этого сама, я всё равно не трону тебя. Даже если ты попросишь.