Иль Мактуб. Судьба Эмира

Я думал, что ненависть ко мне осталась за пределами этого дома, но вдруг понял: я ненавижу её больше, чем кого-либо. Больше, чем Ахмада. Больше, чем Вику. Я ненавидел её за все те годы, что она отняла у меня, за то, что превратила меня в монстра, за то, что отравила мою душу. Она думала, что я пришёл её спасти.

— Джамаль, — прошептала она, её голос был дрожащим, слабым. Она была ранена, кровь капала на пол, но в её глазах я всё ещё видел то же самое безумие. Она надеялась. Думала, что я сделаю то, что всегда делал. — Помоги мне. Ты же не позволишь им... убить меня, правда?

Она кашлянула, лицо исказилось от боли. Но даже в этой боли она пыталась казаться сильной, контролирующей ситуацию. Самида всегда верила, что она контролировала меня. Её верность её плану была непоколебимой. Она не могла даже представить, что я мог пойти против неё. Я шагнул в комнату, и воздух внезапно наполнился странным напряжением. Я сделал ещё один шаг вперёд, и её глаза, полные боли и ярости, встретились с моими. Она улыбнулась — слабая, почти призрачная улыбка.

— Ты пришёл за мной, — прошептала она, её голос был едва слышен. — Ты не оставишь меня здесь. Ты же знаешь, что я всегда была рядом. Я растила тебя, Джамаль. Я сделала тебя тем, кто ты есть.

Её слова звучали, как ржавые гвозди, вбитые в моё сознание. Она сделала меня таким. Всё, что я есть — это её творение. Она растила меня, направляла. Заставляла ненавидеть брата, которого я никогда не знал. Всё, что она делала, было для того, чтобы уничтожить Ахмада. Но, чёрт возьми, за эти годы она уничтожила и меня. Я был лишь тенью её мечтаний. Я был её куклой.

— Ты... уничтожила всё, — мои слова звучали глухо, тихо, но я знал, что она слышит их. Слышит и начинает понимать, что что-то пошло не так. Она подняла на меня взгляд, в её глазах появилось что-то похожее на непонимание. Но потом, как будто проблеск истины наконец прорвался сквозь её безумие, я увидел, как её лицо исказилось от страха.

— Что? — прошептала она, её голос задрожал. Она с трудом села на колени, прижимая руку к ране, кровь сочилась между её пальцами. — Джамаль... Нет... Ты должен... ты должен спасти меня. Мы должны завершить план. Ты же не можешь бросить меня! Ты... ты мой сын!

Она поползла назад, её глаза уже не были полны уверенности, не были наполнены тем контролем, которым она всегда пыталась держать нас всех. Впервые я видел в её взгляде страх. Настоящий страх. Я смотрел на неё, как на чужую. Самида. Моя мать. Она называла меня своим сыном, но всё, что я был для неё — это оружие. Я был средством, а не целью.

— Ты всегда использовала меня, — я шагнул ближе, и она быстрее поползла назад, с трудом двигаясь по полу. Её рана открылась сильнее, кровь текла быстрее. Её лицо исказилось от боли, но она продолжала отступать, глядя на меня с отчаянием в глазах. — Ты не хотела, чтобы я был свободен. Ты хотела лишь управлять мной, чтобы я стал твоим рычагом, твоей местью.

— Нет... — её голос дрожал, она пыталась прижаться к стене, как раненый зверь, загнанный в угол. — Джамаль, ты неправильно всё понял... Я всегда хотела лучшего для тебя. Я... Я создала тебя. Ты мой сын... ты не можешь предать меня...

Я сделал ещё один шаг вперёд, и она вздрогнула. В её глазах появилась паника.

— Ты никогда не была моей матерью, — произнёс я медленно, отчётливо, глядя в её глаза. — Ты была моим проклятием.

Её руки задрожали, пальцы не слушались, и она почти упала на пол, её дыхание стало хриплым, тяжёлым. Она знала. Наконец-то она поняла, что я пришёл не спасти её. Я пришёл её убить.

— Джамаль... — её голос стал хриплым, почти беззвучным. — Нет... не делай этого... Ты же не можешь. Я всё ещё твоя мать. Я... я... Я помогала тебе! Я спасла тебя из приёмной семьи! Ты бы умер там! Это я тебя спасла, это я сделала тебя тем, кто ты есть!

— Ты сломала меня, — сказал я, чувствуя, как внутри меня разгорается холодный, неизбежный огонь. — Ты сломала меня ещё тогда, когда забрала меня из той семьи. Ты сделала меня тем, кто я есть, но ты никогда не любила меня.

Её глаза наполнились слезами. Это было странное зрелище — видеть, как Самида, такая сильная, такая несломленная, теперь рыдает передо мной. Я смотрел на неё и не чувствовал ничего. Никакого сочувствия, никакой жалости. Только пустоту. И ярость. Чёртову ярость, что сжигала меня изнутри.

Она вдруг поползла ко мне, её руки тянулись вперёд, словно умоляли о спасении.

— Пожалуйста, — хрипела она, почти захлёбываясь слезами. — Джамаль, не делай этого. Я всё ещё могу всё исправить... Мы всё ещё можем закончить то, что начали. Убей Ахмада. Убей его! Мы будем вместе, ты получишь власть, деньги, свободу!

Её пальцы коснулись моего ботинка, и я почувствовал, как внутри меня что-то оборвалось. Она говорила о мести, о плане, который она вынашивала десятилетиями. Но всё, что она хотела, — это продолжить ту же ненависть, ту же ложь, которую она кормила меня всё это время. Я наклонился, взял нож, который лежал на полу, тот самый нож, который Аят вонзила в её живот.