или враг по крови

…………………………………………………………………..

…………………………………………………………………………

В Питере на Лиговке, в доме номер тринадцать, в маленькой комнатушке

коммунальной квартиры ютились мы с мамой и сестрёнкой Наташей. А над нами в

отдельной квартире жила симпатичная девочка моих лет по имени Настя. Папа её был

комбриг Тарасов - величественный, статный мужчина с тяжёлым взглядом из-под вечно

нахмуренных бровей. Его жена - тихая, незаметная… Я даже довольно долгое время

полагал, что Настина мама - это тётя Люба, полная, пышущая здоровьем баба, их

домработница.

Насте не разрешали заводить ни собаку, ни кошку. А нам мама принесла как-то

маленький рыжий комочек. Мы назвали его Рыжик, хотя со временем выяснилось, что это

девочка.

Каждый день после школы Настя тайно приходила к нам с гостинцем для котёнка. Она

повязывала Рыжику шею своим бантом и целовала его в нос, а тот в ответ крутил головой

и чихал. Она смеялась. Она прямо заливалась смехом. Звонким таким смехом. Я, делая

вид, что хочу рассмотреть ближе, как чихает котёнок, становился позади неё и склонялся

над ними. Её волосы щекотали моё лицо. Я вдыхал её запах. Она пахла малиной.

Давно это было… Было ли…

………………………………………………………..

…………………………………………………………………..

………………………………………………………………………….

Я прибыл в Киев в конце мая. Часов в пять-шесть. На мне были кожаные туфли,

шикарный, чёрный в тонкую полоску, костюм и чёрная же шляпа. В руке я нёс небольшой

уголок, в котором, правда, кроме белого плаща, ни черта не было. А во внутреннем

кармане пиджака лежали вполне надёжные ксивы на имя Давида Самуиловича

Ваттенберга. Русские документы были на восемьсот рублей дороже, поэтому я,

исключительно в целях экономии, стал евреем. К тому же мне это показалось забавным.

Дальнейшие события лишь убедили меня в правильности этого решения.

На подъезде к Киеву в купе зашёл молоденький мусорок и, чётко козырнув, попросил

предъявить документы. Позади него маячил ещё один представитель власти, по возрасту

старше, по званию младше. Внимательно изучая мой паспорт, мусорёнок спросил:

- Что в багаже?

- Аб чём вы говорите? Какой багаж, когда я еду туда? – ответил я, взяв знакомую

интонацию. – Багаж будет, когда я поеду оттудова.

- Цель приезда в Киев?

- Слава Богу, исключительно коммерческая. Мине нужен шёлк, а знающие люди

сообщили, шо в Киеве продаётся совершенно свободно.

- Шёлк?

- Конечно. Четыре года весь шёлк уходил на парашюты, но война с тех пор давно

кончилась, и прыгать из самолётов в таком количестве, как раньше, теперь таки не

обязательно. А значит, нам – скромным работникам швейной машинки – самое время

подумать, я извиняюсь, о нижнем белье для дам.

27

Парень ещё секунд десять, не меньше, изучал мою штрафную будку. Где-то в районе

копчика он, видимо, чувствовал какое-то сомнение, но понять это чувство, а тем паче

безоглядно поверить ему он не мог. Совсем ещё щенок, чутьё ищейки пока не развито.

Он смотрел на меня, и его бирюзовые глаза словно бы вопрошали: «Неужели ты

портной?» Я выдержал его пристальный взгляд со спокойной улыбкой, говоря про себя:

«Портной, портной… Не знаю, как скроить, а вот пришить смогу, не сомневайся».

Наконец он вернул документы, снова лихо отдал честь и, чуть ли не щёлкнув на

прощание каблуками, удалился вместе со своим молчаливым напарником.

Погода стояла чудесная: вечерняя прохлада вдохнула приятную свежесть в дневную

душную атмосферу города.

На весь вокзал бряцал бравый марш.

Я находился в отличном расположении духа. Жизнь казалась прекрасной и – мать её

так! – удивительной. Для полного счастья не хватало сытного ужина. (В поезде, на

котором я прибыл, ресторан не работал. Причину никто объяснить не мог.) Я решил

перекусить в ресторане вокзала. Не хотелось заявляться к Пархоменко голодным. Да и

мало ли, может, у него в доме хоть шаром покати.

В привокзальном шалмане было накурено и шумно.

От двери по левую сторону тянулась барная стойка. В другом конце зала, на

возвышении, относительно стройно играли лабухи. Народу было полно, но свободный

маленький столик нашёлся - в углу, в тени липовой пальмы.

- Что желаете?

- Водочки сто пятьдесят. Суп харчо. Бутерброд с колбаской. Тарелку плова. Томатный

сок. Пока всё.

Ожидая заказ, я закурил. А кругом разношерстная публика, обрывки пьяных фраз…

- Гена, я талант! Говорю без ложной скромности!

- Миша, не буянь. Пора домой.

- Не тронь меня, Гена! Пойми, я талант!

- Слышь ты, талант, не зарывайся. Пора домой…

- Люся, я при всех прошу твоей руки!

- А взамен что?

- А взамен, Люся, даю тебе свою!

- Ба, кого я вижу! Секи, Таран, это же Угрюмый. Ну вот мы и встретились с тобой,

сука…

Это, кажись, мне говорят…

Я медленно, нехотя так, обернулся…

Как же мне всё это надоело…

- Ну, вставай, - сказали мне. – Пойдём.

- Куда? – спросил я.

- Сам знаешь. Умирать.

- Это можно.

А у самого глаза слипаются. Спать охота…

Эти двое присели за мой столик.