или враг по крови

к званию Героя Советского Союза. Но я в медсанбате одну медсестричку чуть не

снасильничал… - Косой тяжело вздохнул. – Подлые последствия контузии, блин…

- Так ты ещё и насильник? – спросил кто-то.

- Я же объяснил, - оправдывался Косой, - меня контузило!

- Да это видно!

- Как же так, - удивился Валет, - с двумя батальонами фашистов справился, а с бабой не

смог?

- Так ведь с бабой он один был, - смеётся Лапа, - без старшины Величко.

- Уничтожить два батальона - это вам не цацки-пецки, - хитровато усмехаясь, сказал

одессит Гриша Привоз. – Слушайте, Косой, а это не вы со старшиной Величко устроили

ту заварушку в сорок третьем на Курской дуге?

Неожиданно взвыла сирена. Зэки оборвали смех и почему-то взглянули на меня.

- Шо за кипеш? – спросил Привоз.

Пожатием плеч я дал понять, что и сам в полной непонятке.

- Побег, - предположил Косой.

- Может, сходить разнюхать, бугор? – спросил Валет.

Ответить я не успел. От удара ногой резко распахнулась дверь, и в барак ворвался

какой-то зэк с автоматом в руках. Его перекошенное от ненависти лицо было в крови, но я

узнал его: вор по кличке Обойдёшься.

- Молитесь, суки! – крикнул он и стал поливать из автомата справа налево и наоборот.

Мы бросились врассыпную. Я нырнул под нары и пополз вперёд. Автоматная очередь

тем временем косила беспощадно моих менее расторопных товарищей.

Одним из первых Обойдёшься убил Косого. Пули прострочили тому грудь. Он свалился

замертво, и тут же его накрыло уже бездыханное тело Хряща. Под них, спасаясь от пуль,

ужом подлез хитрый Привоз и затих до лучших времён. Укрытий в бараке было не так уж

и много. Собственно, их совсем не было. Наиболее разумные просто попадали на пол,

остальные метались из угла в угол, как крысы в клетке. Впрочем, погибали и те, кто замер

25

внизу, и те, кто метался по бараку, потому как в слабых руках Обойдёшься автомат гулял

во все стороны.

Нас спас Семёныч. Вломившись к нам, Обойдёшься не заметил того на параше, и

Семёныч недолго думая, как был, с голой жопой бросился на вора и повалил на пол. На

подмогу Семёнычу рвануло человек пять-шесть, с матами-перематами… Я видел потом

труп Обойдёшься – от разрыва мины и то выглядят целее; его попросту растерзали, как

бешеного пса бешеные волки.

Девять человек убитых, тринадцать раненых…

- Ну что я вам скажу, - заявил Семёныч, - дал нам этот козёл просраться.

Кроме Привоза, никто не улыбнулся.

…………………………………………………………..

………………………………………………………………….

…………………………………………………………………………

Время шло…

Мы старались делать своё дело. И не оттого, что это было кому-то выгодно. Выхода у

нас уже другого не имелось. Мы уже не могли уйти в сторону. Сучья война разгорелась,

пылала… Она захватила все тюрьмы и лагеря нашей большой необъятной страны.

Лагерные начальники и руководители из центра схватились за головы. Число жертв

достигло катастрофической цифры. В спешном порядке начали создавать отдельно

воровские и сучьи зоны, а потом и отдельные прииски.

Я выжил и в этой войне…

Для чего меня Бог уберёг, для каких таких дел?..

Спустя три месяца я освободился.

Комиссия по досрочному освобождению состояла из трёх человек. Председатель

комиссии минут пять изучал моё личное дело, даже не взглянув на меня. Затем, подняв на

меня глаза и опустив очочки на кончик своего хищного шнобеля, он спросил:

- За что вы получили Орден Красной Звезды?

- Это имеет какое-то отношение к делу?

- Ни малейшего, - ответил он. – Мне просто интересно.

- Вы фронтовик?

- Вопросы здесь задаём мы, - властно напомнил худощавый мужчина, сидящий по

левую руку от председателя.

- Я воевал, - спокойно ответил последний.

- Наш батальон, - сообщил я, - в течение трёх суток удерживал высоту в районе посёлка

Младятый. Из семисот пятидесяти гавриков в живых осталось пятеро. Всех наградили. В

том числе и меня.

- Ясно. Идите. Следующий!

На волю я вышел вместе с Привозом. Гриша рвался в Одессу, у него там было

неотложное дело, какой-то должок нужно было вернуть. Он звал меня с собой, но в конце

концов договорились встретиться в Киеве у Пархоменко.

Перво-наперво я разыскал Стравинского и тёмным вечерком сунул этой падле шабер в

печень. И шепнул ему, падающему на асфальт: «Вспомни, Тишу, сука… Это тебе за

него!»

Вообще-то по закону брать у него ничего не полагалось. Акт возмездия… Но мне

нужны были деньги. Я обыскал труп. И обнаружил во внутреннем кармане пиджака

целую пачку. Тридцать тысяч.

Потом дня на три я ушёл в глубокий и безрадостный загул. Деньги таяли быстро. Что

неудивительно. Во-первых, бутылка водки на базаре стоила четыреста рублей и выше, а

во-вторых, желающих выпить на дармовщинку или, как говорят босяки, «на халатон»

всегда находилось больше, чем требовалось мне для компании. Я пил в какой-то

26

сапожной будке; пил, закусывал, отключался, приходил в себя, посылал хозяина будки за

водкой, снова пил, закусывал иногда и отключался. Вместо снов меня посещали какие-то

воспоминания то ли из детства, то ли вообще из другой жизни…

…………………………………………………………..