Читаем Илья Ефимович Репин – каким его знали и запомнили современники полностью

«Тема “Запорожцев”, в сущности, жизнерадостнейший смех, мужественный, солнечный смех здоровых, уверенных в своей несокрушимой силе и воле людей. Но каждый из них в отдельности – яркий, “полноцветный”, знающий себе цену человек со своеобразным складом ума и своей повадкой. То же – в “Крестном ходе”, одной из смелейших композиций Репина: движение охваченной одним порывом людской массы на зрителя. Всматриваешься. Оказывается, что в обобщённом порыве участвуют “отдельные, неделимые в себе человеческие существа”, каждый со своим хоть и тупым и узеньким, – а всё же со своим мирком. Репин просто не мог равнодушно пройти мимо людей, не вглядевшись в каждого из них: нет ли в нём человека?» (Борис Владимирович Асафьев).

Почти сразу после выставки Репин с друзьями направляются за границу, в Голландию, Францию, Испанию для знакомства с творчеством Рембрандта, Веласкеса, Хальса, Мурильо, Риберы, Гойи. По возвращению в Россию Репин вновь обращается к социальной тематике, пытаясь через живописные образы передавать драматизм исторического момента страны, когда предчувствие революционных событий уже явно ощущается во всех сферах общественной жизни.

На своей даче в Мартышкино под Санкт-Петербургом художник работает над эскизами к картине «Не ждали». Дачные интерьеры, родные в роли натурщиков – здесь всё оказывается у художника под рукой. Картина была показана в 1884 году на очередной, XII выставке Товарищества, и была первой из серии работ остросоциальной тематики.

«И вот картина “Не ждали” произвела на меня странное, я бы сказал, отрезвляющее действие. Вообще появление её в Петербурге было в высшей степени сенсационным, и не только потому, что Стасов забил в свой турецкий барабан, и не только потому, что сюжет имел в себе элементы некоторого политического соблазна. Общество (очень широкие слои общества, бесконечно более широкие, нежели те, которые сейчас интересуются живописью и думают, что понимают толк в ней) как-то всполошилось, встрепенулось. Не было собрания, в котором картина не обсуждалась бы, не было семейного обеда, за которым из-за “Не ждали” не возникали бы ожесточённые споры. Но не этот шум подействовал на меня. Напротив, увидав картину, я совершенно забыл о нём, я как-то даже забыл о самом сюжете – до такой степени я был зачарован её “емкостью”; до того меня пленил льющийся через окна серый свет, до того красивыми мне показались сочетания этих самых обыденных, простейших, будничных красок, до того весь этот int'erieur, который в натуре мне был бы ненавистен своим убожеством, оказался наполненным жизненностью: до того картина (повторяю, не сюжет, не “анекдот”, но всё в целом) показалась полной какой-то душевной содержательности» (Александр Бенуа).

«Отказ от исповеди», «Арест пропагандиста», «Революционерка перед казнью» – вскоре последовали за картиной «Не ждали»; художник не только не надеялся на успех в обществе или продажу этих работ, некоторые он не желал показывать даже друзьям. Стасов, через несколько лет увидев «Отказ от исповеди» у поэта Минского, которому эта работа была подарена, пришёл в восхищение. «Наконец-то я эту вещь увидел и, конечно, в ту же секунду, в то же мгновение выпросил, вымолил себе фотографию у Минского. Наконец-то, наконец-то я увидел эту картину. Потому что это настоящая картина, какая только может быть картина!!! Какой взгляд, какая глубина у вашего осуждённого!! Какой характер, какая целая жизнь тут написалась…»

Не так восторженно примет Стасов картину «Иван Грозный и сын его Иван», работать над которой Репин начал ещё в Москве и которую покажет на XIII выставке передвижников. Картина предсказуемо вызвала зрительский ажиотаж и Высочайшее распоряжение о недопустимости демонстрации картины на выставках, а также запрет на её публикацию в журналах и копирование другими художниками. Купившему картину Третьякову было запрещено экспонировать её в своей галерее, и лишь хлопотами друзей коллекционера и мецената вердикт Императора был отменён, и творение Репина было вновь возвращено к показу в галерее у Павла Михайловича.

Вторая половина восьмидесятых годов – тяжёлое время в жизни Репина. Здесь и разрыв с женой, и конфликт с дочерьми, и накопившаяся усталость. Художник уезжает в Крым, затем за границу. Впервые он странствует в одиночестве.

Возвратился Репин в обновлённую за его отсутствие мастерскую. Здесь он пишет картину «Николай Мирликийский останавливает казнь трёх невинно осуждённых» и «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». «Николай Мирликийский» не вызвал особого интереса у друзей Репина, не был доволен картиной и Лев Николаевич Толстой. Пожалуй, прав был ученик художника Михаил Давидович Бернштейн, когда утверждал, что «Репину была чужда религиозная тема, она противоречила его реалистическому восприятию живой действительности».

Над «Запорожцами» Репин работает долго и упорно, многократно переписывая фигуры и меняя их местами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное