Илиада

Страшную брань меж троян и ахеян оставили боги;
Но свирепствовал бой, или здесь, или там по долине,
Воинств, одни на других устремляющих медные копья,
Между брегов Симоиса и пышноструистого Ксанфа.

⁵ Первый Аякс Теламонид, стена[958] меднобронных данаев,
Прорвал фалангу троян и возрадовал светом дружины[959],
Мужа сразив, браноносца храбрейшего рати фракийской,
Эвсора ветвь, Акамаса[960], ужасного ростом и силой.
Мужа сего поражает он первый в шелом коневласый
¹⁰ И вонзает в чело: погрузилось глубоко внутрь кости
Медное жало, и тьма Акамасовы очи покрыла.

Там же Аксила поверг Диомед, воеватель могучий,
Сына Тевфрасова: он обитал в велелепной Арисбе[961],
Благами жизни богатый и друг человекам любезный;
¹⁵ Дружески всех принимал он, в дому при дороге живущий;
Но никто из друзей тех его от беды не избавил,
В помощь никто не предстал; обои́х Диомед воеватель
Жизни лишил — и его, и Калезия друга[962], который
Правил конями; и оба сошли неразлучные[963] в землю.

²⁰ Дреса герой Эвриал[964] и Офелтия мощного свергнув,
Быстро пошел на Эсепа и Педаса, нимфой рожденных,
Абарбареей наядой[965] прекрасному Буколиону;
Буколион же был сын Лаомедона[966], славного мужа,
Старший в семействе[967], но матерью тайно, без брака рожденный:
²⁵ Пастырь, у стад он своих сочетался любовию с нимфой;
Нимфа, зачавшая, двух близнецов-сынов сих родила:
Юношам вместе и дух сокрушил, и прекрасные члены
Сын Мекистеев, герой, и с рамен их похитил доспехи.

Там же, дышащий бранью, сразил Полипет[968] Астиала;
³⁰ Царь Одиссей перкозийского воя[969] Пидита низринул
Медною пикой; и Тевкр[970] Аретаона, храброго в битвах.
Несторов сын, Антилох, устремивши сияющий дротик,
Аблера сверг; и владыка мужей Агамемнон — Элата:
Он обитал на брегах светлоструйной реки Сатниона[971],
³⁵ В граде высоком Педасе[972]. Филака бегущего сринул
Леит[973] герой; Эврипил[974] же, сразив, обнажил Меланфея.

Но Адраста живым изловил Менелай копьеносный:
Кони его, пораженные страхом на битвенном поле,
Вдруг об мириковой куст колесницу с разбега ударив,
⁴⁰ Дышло ее на конце раздробили и сами помчались
К граду, куда и других устрашенные кони бежали,
Сам же Адраст, с колесницы стремглав к колесу покатяся,
Грянулся оземь лицом; и пред павшим стал налетевший
Сильный Атрид Менелай, грозя длиннотенною пикой.
⁴⁵ Ноги его обхватил и воскликнул Адраст, умоляя:
«Даруй мне жизнь, о Атрид, и получишь ты выкуп достойный!
Много сокровищ хранится в отеческом доме богатом,
Много и меди, и злата, и хитрых изделий железа[975].
С радостью выдаст тебе неисчислимый выкуп отец мой,
⁵⁰ Если услышит, что я нахожуся живой у данаев!»

Так говорил — и уже преклонял Менелаево сердце;
Храбрый уже помышлял поручить одному из клевретов
Пленника весть к кораблям мореходным, как вдруг Агамемнон,
Встречу бегущий, предстал и грозно вскричал Менелаю:
⁵⁵ «Слабый душой Менелай, ко троянцам ли ныне ты столько
Жалостлив? Дело прекрасное[976] сделали эти троянцы
В доме твоем! Чтоб никто не избег от погибели черной
И от нашей руки! ни младенец, которого матерь
Носит в утробе своей, чтоб и он не избег! да погибнут
⁶⁰ В Трое живущие все и лишенные гроба[977] исчезнут!»

Так говорящий, герой отвратил помышление брата,
Правду ему говоря[978]; Менелай светлокудрый Адраста
Молча[979] рукой оттолкнул; и ему Агамемнон в утробу
Пику вонзил; опрокинулся он, и мужей повелитель,
⁶⁵ Ставши ногою на перси, вонзенную пику исторгнул.

Нестор меж тем аргивян возбуждал, громогласно вещая:
«Други, данаи герои, бесстрашные слуги Арея!
Ныне меж вас да никто, на добычи[980] бросаясь, не медлит
Сзади рядов, чтобы больше отнесть их в стан корабельный.
⁷⁰ Нет, поразим сопротивников; после и их вы спокойно
Можете все обнажить на побоище мертвые трупы».[981]

Так говоря, возбудил он и душу и мужество в каждом.
В оное время трояне от дышащих бранью данаев
Скрылись бы в град, побежденные собственной слабостью духа,
⁷⁵ Если б Энею и Гектору мудрого не дал совета
Сын Приамов Гелен, знаменитейший птицегадатель:
«Гектор, Эней! на вас, воеводы, лежит наипаче
Бремя забот о народе троянском[982]; отличны вы оба
В каждом намеренье вашем, сражаться ли нужно, иль мыслить.
⁸⁰ Станьте же здесь и бегущие рати у врат удержите,
Сами везде устремляясь, доколе в объятия жен их
Все беглецы не падут[983] и врагам в посмеянье не будут!
Но, когда вы троянские вкруг ободрите фаланги,
Мы, оставаяся здесь, с аргивянами будем сражаться,
⁸⁵ Сколько бы ни были ими теснимы: велит неизбежность.
Гектор, но ты поспеши[984] в Илион и совет мой поведай
Матери нашей: пускай соберет благородных[985] троянок
В замок градской, перед храм светлоокой Паллады богини.
Там, заключенные двери отверзя священного дома,[986]
⁹⁰ Пышный покров, величайший, прелестнейший всех из хранимых
В царском дому, и который сама наиболее любит,
Пусть на колени его лепокудрой Афины положит.[987]
Пусть ей двенадцать крав, однолетних, ярма не познавших[988],
В храме заклать обрекается, если, молитвы услыша,
⁹⁵ Град богиня помилует, жен и младенцев невинных;
Если от Трои священной она отразит Диомеда,
Бурного воя сего, повелителя мощного бегства[989],
Мужа, который, я мыслю, храбрейший в народе ахейском!
Так ни Пелид не страшил нас, великий мужей предводитель,
¹⁰⁰ Сын, как вещают, богини бессмертной! Тидид аргивянин
Пуще свирепствует: в мужестве с оным никто не сравнится!»

Так говорил он, — и Гектор послушался брата советов;
Быстро герой с колесницы с оружием прянул на землю;
Острые копья колебля, кругом обходил ополченья,
¹⁰⁵ Дух распаляя на бой; и восставил он страшную сечу.
В бой обратились трояне и стали в лицо аргивянам;
Вспять подалися ряды аргивян, укротили убийство,
Мысля, что бог незримый, нисшедший от звездного неба,
Сам за врагов их поборствует; так обратились трояне.

¹¹⁰ Гектор еще возбуждал, восклицающий звучно к троянам:
«Храбрые Трои сыны и союзники славные наши!
Будьте мужами, о други, воспомните бурную силу.
Я ненадолго от вас отлучуся в священную Трою
Старцам советным поведать и нашим супругам, да купно
¹¹⁵ Молят небесных богов, обетуя стотельчие жертвы».

Так говоря им, шествовал шлемом сверкающий Гектор;
Билася сзади его, по стопам и по вые, концами
Черная кожа, которая щит окружала огромный.

Главк[990] между тем, Гипполохид, и сын знаменитый Тидея
¹²⁰ Между фаланг на средину сходились, пылая сразиться.
Чуть соступились герои, идущие друг против друга,
Первый из них взговорил Диомед, воеватель могучий:
«Кто ты, бестрепетный муж от земных обитателей смертных?
Прежде не зрел я тебя на боях, прославляющих мужа;
¹²⁵ Но сегодня, как вижу, далеко ты мужеством дерзким
Всех превосходишь, когда моего копия нажидаешь.
Дети одних злополучных встречаются с силой моею!
Если бессмертный ты бог, от высокого неба нисшедший,
Я никогда не дерзал с божествами Олимпа сражаться.[991]
¹³⁰ Нет, и могучий Ликург[992], знаменитая отрасль Дриаса,
Долго не жил, на богов небожителей руки поднявший.[993]
Некогда, дерзкий, напав на питательниц[994] буйного Вакха,
Их по божественной Ниссе[995] преследовал: нимфы вакханки
Фирсы[996] зеленые бросили в прах, от убийцы Ликурга
¹³⁵ Сулицей острой свирепо разимые; Вакх устрашенный
Бросился в волны морские и принят Фетидой на лоно,
Трепетный, в ужас введенный неистовством буйного мужа.
Все на Ликурга прогневались мирно живущие боги[997];
Кронов же сын ослепил Дриатида; и после не долгой
¹⁴⁰ Жизнию он наслаждался, бессмертным всем ненавистный.
Нет, с богами блаженными я не желаю сражаться!
Если же смертный ты муж и воскормлен плодами земными[998],
Ближе предстань, да к пределу ты смерти скорее достигнешь».

Быстро ему отвечал воинственный сын Гипполохов:
¹⁴⁵ «Сын благородный Тидея, почто вопрошаешь о роде?
Листьям в дубравах древесных подобны сыны человеков:
Ветер одни по земле развевает, другие дубрава,
Вновь расцветая, рождает, и с новой весной возрастают;
Так человеки: сии нарождаются, те погибают.[999]
¹⁵⁰ Если ж ты хочешь, тебе и о том объявлю, чтобы знал ты
Наших и предков и род; человекам он многим известен.
Есть в конеславном Аргосе град знаменитый Эфира[1000];
В оном Сизиф обитал, препрославленный мудростью[1001] смертный,
Тот Сизиф Эолид, от которого Главк породился.
¹⁵⁵ Главк даровал бытие непорочному[1002] Беллерофонту,
Коему щедрые боги красу и любезную доблесть
В дар ниспослали; но Прет[1003] неповинному гибель умыслил:
Злобно его из народа[1004] изгнал[1005] (повелитель ахеян[1006]
Был он сильнейший: под скипетр его покорил их Кронион).
¹⁶⁰ С юношей Прета жена возжелала, Антия младая,[1007]
Тайной любви насладиться; но к ищущей был непреклонен,
Чувств благородных исполненный, Беллерофонт непорочный;
И жена, клевеща, говорила властителю Прету:
— Смерть тебе[1008], Прет, когда сам не погубишь ты Беллерофонта:
¹⁶⁵ Он насладиться любовью со мною хотел, с нехотящей. —
Так клеветала; разгневался царь, таковое услыша;
Но убить не решился: в душе он сего ужасался;
В Ликию выслал его и вручил злосоветные знаки[1009],
Много на дщице складной[1010] начертав их, ему на погибель;
¹⁷⁰ Дщицу же тестю[1011] велел показать, да от тестя погибнет.
Беллерофонт отошел, под счастливым покровом[1012] бессмертных.
Мирно достиг он ликийской земли и пучинного Ксанфа[1013];
Принял его благосклонно ликийских мужей повелитель:[1014]
Девять дней[1015] угощал, ежедневно тельца закалая.
¹⁷⁵ Но воссиявшей десятой богине Заре[1016] розоперстой,
Гостя расспрашивал царь и потребовал знаки увидеть,
Кои принес он ему от любезного зятя, от Прета.
И, когда он приял злосоветные зятевы знаки,[1017]
Юноше Беллерофонту убить заповедал Химеру[1018]
¹⁸⁰ Лютую, коей порода была от богов[1019], не от смертных:
Лев головою, задом дракон[1020] и коза серединой,
Страшно дыхала она пожирающим пламенем бурным.[1021]
Грозную он поразил, чудесами богов ободренный[1022].
После войною ходил на солимов[1023], народ знаменитый;
¹⁸⁵ В битве, ужаснее сей, как поведал он, не был с мужами;
В подвиге третьем разбил амазонок он мужеобразных[1024].
Но ему, возвращавшемусь, Прет погибель устроил[1025]:
Избранных в царстве пространном ликиян храбрейших в засаду
Скрыл на пути; но они своего не увидели дома:
¹⁹⁰ Всех поразил их воинственный Беллерофонт непорочный.
Царь наконец познал знаменитую отрасль бессмертных[1026];
В доме его удержал и дочь сочетал с ним царевну;
Отдал ему половину блистательной почести царской;[1027]
И ликийцы ему отделили удел превосходный,[1028]
¹⁹⁵ Лучшее поле для сада и пашен, да властвует оным.
Трое родилося чад от премудрого Беллерофонта:
Мужи Исандр, Гипполох и прекрасная Лаодамия.
С Лаодамией прекрасной почил громовержец Кронион,
И она Сарпедона, подобного богу, родила.
²⁰⁰ Став напоследок и сам[1029] небожителям всем ненавистен,
Он по Алейскому полю[1030] скитался кругом, одинокий,
Сердце снедая себе, убегая следов человека.[1031]
Сына Исандра ему Эниалий, несытый убийством,
Свергнул, когда воевал он с солимами, славным народом.
²⁰⁵ Дочь у него[1032] — златобраздая[1033] гневная Феба сразила[1034].
Жил Гипполох, от него я рожден и горжуся сим родом.
Он послал меня в Трою и мне заповедовал крепко
Тщиться других превзойти, непрестанно пылать отличиться,[1035]
Рода отцов не бесчестить, которые славой своею
²¹⁰ Были отличны в Эфире и в царстве ликийском пространном.
Вот и порода и кровь, каковыми тебе я хвалюся».

Рек, — и наполнился радостью сын благородный Тидеев;
Медную пику свою водрузил в даровитую землю
И приветную речь устремил к предводителю Главку:
²¹⁵ «Сын Гипполохов! ты гость мне отеческий, гость стародавний!
Некогда дед мой Иней знаменитого Беллерофонта
В собственном доме двадцать дней угощал дружелюбно.
Оба друг другу они превосходные дали гостинцы:[1036]
Дед мой Иней предложил блистающий пурпуром пояс;
²²⁰ Беллерофонт же златой подарил ему кубок двудонный[1037]:
Кубок и я, при отходе, оставил[1038] в отеческом доме;
Но Тидея не помню[1039]: меня он младенцем оставил
В дни, как под Фивами градом ахейское воинство пало.
Храбрый! отныне тебе я средь Аргоса гость и приятель,
²²⁵ Ты же мне — в Ликии, если приду я к народам ликийским.
С копьями ж нашими будем с тобой и в толпах расходиться.
Множество здесь для меня и троян и союзников славных;
Буду разить, кого бог приведет и кого я постигну.
Множество здесь для тебя аргивян, поражай кого можешь.
²³⁰ Главк! обменяемся нашим оружием; пусть и другие
Знают, что дружбою мы со времен праотцовских гордимся».

Так говорили они — и, с своих колесниц соскочивши,
За руки оба взялись[1040] и на дружбу взаимно клялися.
В оное время у Главка рассудок восхитил Кронион:[1041]
²³⁵ Он Диомеду герою доспех золотой свой на медный,
Во сто ценимый тельцов[1042], обменял на стоящий девять.

Гектор меж тем приближился к Скейским воротам и к дубу.
Окрест героя бежали троянские жены и девы,
Те вопрошая о детях, о милых друзьях и о братьях,
²⁴⁰ Те о супругах; но он повелел им молиться бессмертным
Всем, небеса населяющим: многим беды угрожали![1043]

Но когда подошел он к прекрасному дому Приама,
К зданию с гладкими вдоль переходами[1044] (в нем заключалось
Вкруг пятьдесят почивален[1045], из гладко отесанных камней,
²⁴⁵ Близко одна от другой устроенных, в коих Приама
Все почивали сыны у цветущих супруг их законных;
Дщерей его на другой стороне, на дворе, почивальни
Были двенадцать, под кровлей одною, из тесаных камней,
Близко одна от другой устроенных, в коих Приама
²⁵⁰ Все почивали зятья у цветущих супруг их стыдливых),
Там повстречала его милосердая матерь Гекуба,
Шедшая в дом к Лаодике, своей миловиднейшей дщери;
За руку сына взяла, вопрошала и так говорила:
«Что ты, о сын мой, приходишь, оставив свирепую битву?
²⁵⁵ Верно, жестоко теснят ненавистные мужи ахейцы,
Ратуя близко стены? И тебя устремило к нам сердце:
Хочешь ты, с замка троянского[1046], руки воздеть к Олимпийцу?
Но помедли, мой Гектор, вина я вынесу чашу
Зевсу отцу возлиять[1047] и другим божествам вековечным;
²⁶⁰ После и сам ты, когда пожелаешь испить, укрепишься[1048];
Мужу, трудом истомленному, силы вино обновляет;
Ты же, мой сын, истомился, за граждан твоих подвизаясь».

Ей отвечал знаменитый, шеломом сверкающий Гектор:
«Сладкого пить мне вина не носи, о почтенная матерь!
²⁶⁵ Ты обессилишь меня, потеряю я крепость и храбрость.
Чермное ж Зевсу вино возлиять неомытой рукою
Я не дерзну, и не должно сгустителя облаков Зевса
Чествовать или молить оскверненному кровью и прахом.
Но иди ты, о матерь, Афины добычелюбивой[1049]
²⁷⁰ В храм, с благовонным курением[1050], с сонмом жен благородных.
Пышный покров, величайший, прекраснейший всех из хранимых[1051]
В царском дому, и какой ты сама наиболее любишь,
Взяв, на колена его положи лепокудрой Афине;
И двенадцать крав однолетних, ярма не познавших,
²⁷⁵ В храме заклать обрекайся ты, если, молитвы услыша,
Град богиня помилует, жен и младенцев невинных;
Если от Трои священной она отразит Диомеда,
Бурного воя сего, повелителя мощного бегства.
Шествуй же, матерь, ко храму Афины добычелюбивой;
²⁸⁰ Я же к Парису иду, чтобы к воинству из дому вызвать,
Ежели хочет советы он слушать. О! был бы он там же
Пожран землей! Воспитал Олимпиец[1052] его на погибель
Трое, Приаму отцу и всем нам, Приамовым чадам!
Если б его я увидел сходящего в бездны Аида,
²⁸⁵ Кажется, сердце мое позабыло бы горькие бедства!»

Так говорил, — и Гекуба немедля служительниц дома
Вызвала; жен благородных они собирали по граду.
Тою порой сама в благовонную горницу сходит;
Там у нее сохранялися пышноузорные ризы,
²⁹⁰ Жен[1053] сидонских работы, которых Парис боговидный
Сам из Сидона привез, преплывая пространное море.[1054]
Сим он путем увозил знаменитую родом Елену.
Выбрав из оных одну, понесла пред Афину[1055] Гекуба
Большую, лучшую в доме, которая швением пышным
²⁹⁵ Словно звезда сияла и в самом лежала исподе.
С оной пошла, и за ней благородные многие жены.

В замок градской им притекшим[1056], ко храму Афины богини,
Двери пред ними разверзла прелестная ликом Феано,
Дщерь Киссея, жена Антенора, смирителя коней,
³⁰⁰ Трои мужами избранная[1057] жрица Афины богини.
Там с воздеянием рук возопили они пред Афиной;
Ризу Гекубы румяноланитая жрица Феано
Взяв, на колена кладет лепокудрой Афины Паллады
И с обетами молит рожденную богом великим:
³⁰⁵ «Мощная в бранях, защитница града, Паллада Афина!
Дрот сокруши Диомедов и дай, о богиня, да сам он
Ныне, погибельный, грянется ниц перед башнею Скейской!
Ныне ж двенадцать крав однолетних, ярма не познавших,
В храме тебе мы пожертвуем, если, молитвы услыша,
³¹⁰ Град помилуешь Трою, и жен, и младенцев невинных!»

Так возглашала, молясь; но Афина молитву отвергла.
Тою порой, как они умоляли рожденную Зевсом,
Гектор великий достигнул Парисова пышного дома.
Сам он дом сей устроил с мужами, какие в то время
³¹⁵ В целой Троаде холмистой славнейшие зодчие были:
Мужи ему почивальню, и гридню, и двор сотворили
В замке градском, невдали от Приама и Гектора дома.
В двери вступил божественный Гектор; в деснице держал он
Пику в одиннадцать локтей[1058]; далеко на древке сияло
³²⁰ Медное жало копья и кольцо вкруг него золотое.
Брата нашел в почивальне, в трудах над оружием пышным:
Щит он и латы и гнутые луки испытывал, праздный[1059].
Там и Елена Аргивская в круге сидела домашних
Жен рукодельниц и славные им назначала работы.
³²⁵ Гектор, взглянув на него, укорял оскорбительной речью:
«Ты не во вре́мя, несчастный, теперь напыщаешься гневом[1060].
Гибнет троянский народ, пред высокою града стеною
Ратуя с сильным врагом; за тебя и война и сраженья
Вкруг Илиона пылают; ты сам поругаешь другого,
³³⁰ Если увидишь кого оставляющим грозную битву.
Шествуй, пока Илион под огнем сопостатов не вспыхнул».

Быстро ему отвечал Приамид Александр боговидный:
«Гектор! ты в праве хулить, и твоя мне хула справедлива;
Душу открою тебе[1061]; преклонися и выслушай слово:
³³⁵ Я не от гнева досель, не от злобы на граждан троянских
Праздный сидел в почивальне; хотел я печали предаться[1062].
Ныне ж супруга меня дружелюбною речью своею
Выйти на брань возбудила; и ныне, чувствую сам я,
Лучше идти мне сражаться: победа меж смертных превратна.
³⁴⁰ Ежели можно, помедли, пока ополчусь я доспехом;
Или иди: поспешу за тобой и настичь уповаю».

Рек он; ни слова ему не ответствовал Гектор великий.
К Гектору с лаской Елена смиренную речь обратила:
«Деверь жены бесстыдной[1063], виновницы бед нечестивой!
³⁴⁵ Если б в тот день же меня, как на свет породила лишь матерь,
Вихорь свирепый, восхитя, умчал на пустынную гору,
Или в кипящие волны ревущего моря низринул, —
Волны б меня поглотили и дел бы таких не свершилось!
Но, как такие беды божества предназначили сами,
³⁵⁰ Пусть даровали бы мне благороднее сердцем супруга,
Мужа, который бы чувствовал стыд и укоры людские!
Сей и теперь легкомыслен, подобным и после он будет;
И за то, я надеюсь, достойным плодом насладится[1064]!
Но войди ты сюда и воссядь успокоиться в кресло,
³⁵⁵ Деверь; твою наиболее душу труды угнетают,
Ради меня, недостойной[1065], и ради вины Александра:
Злую нам участь назначил Кронион, что даже по смерти
Мы оставаться должны на бесславные песни потомкам!»[1066]
Ей немедля ответствовал Гектор великий: «Елена,
³⁶⁰ Сесть не упрашивай; как ни приветна ты, я не склонюся;
Сильно меня увлекает душа на защиту сограждан,
Кои на ратных полях моего возвращения жаждут.
Ты же его побуждай; ополчившися, пусть поспешает;
Пусть он потщится меня в стенах еще града настигнуть.
³⁶⁵ Я посещу лишь мой дом и на малое время останусь
Видеть домашних, супругу драгую и сына-младенца,
Ибо не знаю, из боя к своим возвращусь ли еще я
Или меня уже боги погубят руками данаев».

Так говоря, удалился шеломом сверкающий Гектор.
³⁷⁰ Скоро достигнул герой своего благозданного дома;
Но в дому не нашел Андромахи лилейнораменной.
С сыном она и с одною кормилицей пышноодежной
Вышед, стояла на башне, печально стеная и плача.
Гектор, в дому у себя не нашед непорочной супруги,
³⁷⁵ Стал на пороге и так говорил прислужницам-женам:
«Жены-прислужницы, вы мне скорее поведайте правду:
Где Андромаха супруга, куда удалилась из дому?
Вышла ль к золовкам своим, иль к невесткам пышноодежным,
Или ко храму Афины поборницы, где и другие
³⁸⁰ Жены троян благородные грозную молят богиню?»

И ему отвечала усердная ключница дома:
«Гектор, когда повелел ты, тебе я поведаю правду.
Нет, не к золовкам своим, не к невесткам пошла Андромаха,
Или ко храму Афины поборницы, где и другие
³⁸⁵ Жены троян благородные грозную молят богиню, —
К башне пошла илионской великой: встревожилась вестью,
Будто троян утесняет могучая сила ахеян;
И к стене городской, торопливая, ринулась бегом,
Словно умом исступленная; с ней и кормилица с сыном».

³⁹⁰ Так отвечала, — и Гектор стремительно из дому вышел
Прежней дорогой назад, по красиво устроенным стогнам.
Он приближался уже, протекая обширную Трою,
К Скейским воротам (чрез них был выход из города в поле);
Там Андромаха супруга[1067], бегущая, встречу предстала,
³⁹⁵ Отрасль богатого дома, прекрасная дочь Этиона;[1068]
Сей Этион обитал при подошвах лесистого Плака,
В Фивах Плакийских[1069], мужей киликиян[1070] властитель державный;
Оного дочь сочеталася с Гектором меднодоспешным.
Там предстала супруга: за нею одна из прислужниц
⁴⁰⁰ Сына у персей держала, бессловного вовсе, младенца,
Плод их единый, прелестный, подобный звезде лучезарной.
Гектор его называл Скамандрием[1071]; граждане Трои —
Астианаксом[1072]: единый бо Гектор защитой был Трои.
Тихо отец улыбнулся, безмолвно взирая на сына.
⁴⁰⁵ Подле него Андромаха стояла, лиющая слезы;
Руку пожала ему и такие слова говорила:
«Муж удивительный, губит тебя твоя храбрость! ни сына
Ты не жалеешь, младенца, ни бедной матери; скоро
Буду вдовой я, несчастная! скоро тебя аргивяне,
⁴¹⁰ Вместе напавши[1073], убьют! а тобою покинутой, Гектор,
Лучше мне в землю сойти: никакой мне не будет отрады,
Если, постигнутый роком, меня ты оставишь: удел мой —
Горести! Нет у меня ни отца, ни матери нежной!
Старца отца моего умертвил Ахиллес быстроногий,
⁴¹⁵ В день, как и град разорил киликийских народов[1074] цветущий,
Фивы высоковоротные. Сам он убил Этиона,
Но не смел обнажить: устрашался нечестия сердцем;
Старца он предал сожжению вместе с оружием пышным.[1075]
Создал над прахом могилу; и окрест могилы той ульмы
⁴²⁰ Нимфы холмов насадили, Зевеса великого дщери[1076].
Братья мои однокровные — семь оставалось их в доме —
Все и в единый день преселились в обитель Аида:
Всех злополучных избил Ахиллес, быстроногий ристатель,
В стаде застигнув тяжелых тельцов и овец белорунных.
⁴²⁵ Матерь мою, при долинах дубравного Плака царицу,
Пленницей в стан свой привлек он с другими добычами брани,
Но даровал ей свободу, приняв неисчи́слимый выкуп[1077];
Феба[1078] ж и матерь мою поразила в отеческом доме!
Гектор, ты все мне теперь — и отец, и любезная матерь,
⁴³⁰ Ты и брат мой единственный, ты и супруг мой прекрасный!
Сжалься же ты надо мною и с нами останься на башне,
Сына не сделай ты сирым, супруги не сделай вдовою;
Воинство наше поставь у смоковницы: там наипаче
Город приступен врагам и восход на твердыню удобен:
⁴³⁵ Трижды туда приступая, на град покушались герои,
Оба Аякса могучие, Идоменей знаменитый,
Оба Атрея сыны и Тидид, дерзновеннейший воин.
Верно о том им сказал прорицатель какой-либо мудрый,[1079]
Или, быть может, самих устремляло их вещее сердце».

⁴⁴⁰ Ей отвечал знаменитый, шеломом сверкающий Гектор:
«Всё и меня то, супруга, не меньше тревожит; но страшный
Стыд мне пред каждым троянцем и длинноодежной троянкой,
Если, как робкий, останусь я здесь, удаляясь от боя.
Сердце мне то запретит; научился быть я бесстрашным,
⁴⁴⁵ Храбро всегда меж троянами первыми биться на битвах,
Славы доброй отцу и себе самому добывая!
Твердо я ведаю сам, убеждаясь и мыслью и сердцем,
Будет некогда день, и погибнет священная Троя,
С нею погибнет Приам и народ копьеносца Приама.[1080]
⁴⁵⁰ Но не столько меня сокрушает грядущее горе
Трои, Приама родителя, матери дряхлой Гекубы,
Горе тех братьев возлюбленных, юношей многих и храбрых,
Кои полягут во прах под руками врагов разъяренных,
Сколько твое, о супруга! тебя меднолатный ахеец,
⁴⁵⁵ Слезы лиющую, в плен повлечет и похитит свободу!
И, невольница, в Аргосе[1081] будешь ты ткать чужеземке,
Воду носить от ключей Мессеиса или́ Гиперея,
С ропотом горьким в душе; но заставит жестокая нужда!
Льющую слезы тебя кто-нибудь там увидит и скажет:
⁴⁶⁰ Гектора это жена, превышавшего храбростью в битвах
Всех конеборцев троян, как сражалися вкруг Илиона!
Скажет — и в сердце твоем возбудит он новую горечь:
Вспомнишь ты мужа, который тебя защитил бы от рабства!
Но да погибну и буду засыпан я перстью земною
⁴⁶⁵ Прежде, чем плен твой увижу и жалобный вопль твой услышу!»

Рек — и сына обнять устремился блистательный Гектор;
Но младенец назад, пышноризой кормилицы к лону
С криком припал, устрашася любезного отчего вида[1082],
Яркою медью испуган и гребнем косматовласатым,
⁴⁷⁰ Видя ужасно его закачавшийся сверху шелома.
Сладко любезный родитель и нежная мать улыбнулись.
Шлем с головы немедля снимает божественный Гектор,
Наземь кладет его, пышноблестящий, и, на руки взявши
Милого сына, целует, качает его и, поднявши,
⁴⁷⁵ Так говорит, умоляя и Зевса, и прочих бессмертных:
«Зевс и бессмертные боги! о, сотворите, да будет
Сей мой возлюбленный сын, как и я, знаменит среди граждан[1083];
Так же и силою крепок, и в Трое да царствует мощно.
Пусть о нем некогда скажут, из боя идущего видя:
⁴⁸⁰ Он и отца превосходит! И пусть он с кровавой корыстью
Входит, врагов сокрушитель[1084], и радует матери сердце!»

Рек — и супруге возлюбленной на руки он полагает
Милого сына; дитя к благовонному лону прижала
Мать, улыбаясь сквозь слезы. Супруг умилился душевно,
⁴⁸⁵ Обнял ее и, рукою ласкающий, так говорил ей:
«Добрая! сердце себе не круши неумеренной скорбью.
Против судьбы человек меня не пошлет к Аидесу;
Но судьбы, как я мню, не избег ни один земнородный
Муж, ни отважный, ни робкий, как скоро[1085] на свет он родится.
⁴⁹⁰ Шествуй, любезная, в дом, озаботься своими делами;
Тканьем, пряжей займися, приказывай женам домашним[1086]
Дело свое исправлять; а война — мужей озаботит
Всех, — наиболе ж меня, — в Илионе священном рожденных».[1087]

Речи окончивши, поднял с земли бронеблещущий Гектор
⁴⁹⁵ Гривистый шлем[1088]; и пошла Андромаха безмолвная к дому,
Часто назад озираясь, слезы ручьем проливая.
Скоро достигла она устроением славного дома
Гектора мужегубителя; в оном служительниц многих,
Собранных вместе, нашла и к плачу их всех возбудила:
⁵⁰⁰ Ими заживо Гектор был в своем доме оплакан.
Нет, они помышляли, ему из погибельной брани
В дом не прийти, не избегнуть от рук и свирепства данаев.

Тою порой и Парис не медлил в высоких палатах.
В пышный одевшись доспех, испещренный блистательной медью,
⁵⁰⁵ Он устремился по граду, надежный на быстрые ноги.
Словно конь застоялый, ячменем раскормленный в яслях,
Привязь расторгнув, летит, поражая копытами поле;
Пламенный, плавать обыкший в потоке широкотекущем,
Пышет, голову кверху несет; вкруг рамен его мощных
⁵¹⁰ Грива играет; красой благородною сам он гордится;
Быстро стопы его мчат к кобылицам и паствам знакомым:
Так лепокудрый Парис от высот Илионского замка,
Пышным оружием окрест, как ясное солнце, сияя,
Шествовал радостно-гордый; быстро несли его ноги;
⁵¹⁵ Гектора скоро настиг он, когда Приамид лишь оставил
Место, где незадолго беседовал с кроткой супругой.
К Гектору первый вещал Приамид Александр боговидный:
«Верно, почтеннейший брат, твою задержал я поспешность
Долгим медле́ньем своим и к поре не приспел, как велел ты?»

⁵²⁰ И ему отвечал шлемоблещущий Гектор великий:
«Друг! ни один человек, душой справедливый, не может
Ратных деяний твоих опорочивать: воин ты храбрый,
Часто лишь медлен[1089], к трудам неохотен: а я непрестанно
Сердцем терзаюсь, когда на тебя поношение слышу
⁵²⁵ Трои мужей, за тебя подымающих труд[1090] беспредельный.
Но поспешим, а рассудимся после, когда нам Кронион
Даст в благодарность небесным богам, бесконечно живущим,
Чашу свободы поставить в обителях наших свободных,
После изгнанья из Трои ахеян меднодоспешных».[1091]