Илиада

В оное время Афина Тидея великого сыну[679]
Крепость и смелость дала, да отличнейшим он между всеми
Аргоса воями[680] будет и громкую славу стяжает.
Пламень ему от щита и шелома зажгла неугасный,
⁵ Блеском подобный звезде той осенней[681], которая в небе
Всех светозарнее блещет[682], омывшись в волнах Океана[683], —
Пламень подобный зажгла вкруг главы и рамен Диомеда
И устремила в средину, в ужасное брани волненье.

Был в Илионе Дарес, непорочный священник Гефеста[684],
¹⁰ Муж и богатый и славный, и было у старца два сына,
Храбрый Фегес и Идей, в разнородных искусные битвах.
Оба они, отделясь, полетели проти́в Диомеда;
Но они на конях[685], — Диомед устремляется пеший.
Только лишь стали сближаться, идущие друг против друга,
¹⁵ Первый троянец Фегес устремил длиннотенную пику:
Низко, блестящая жалом, над левым плечом Диомеда
Медь пронеслася, не ранив его; и воздвигнулся с пикой
Он, и его не напрасно копье из руки полетело:
В грудь меж сосцов поразил и противника сбил с колесницы.
²⁰ Спрянул Идей, побежал, колесницу прекрасную бросив;
В трепете сердца не смел защитить и убитого брата;
Он бы и сам не избег от грозящего, черного рока,
Но исторгнул Гефест и, покрытого мрачностью ночи,
Спас, да не вовсе отец сокрушится печалью о детях.[686]
²⁵ Коней меж тем изловив, Диомед, воеватель могучий,
Вверил дружине, да гонят к судам многоместным. Трояне,
Бодрые в битве дотоле, узрев, что Даресовы чада —
Тот устрашенный бежит, а другой с колесницы низвержен,
Духом смутилися все: и тогда Паллада Афина,
³⁰ За руку взявши, воскликнула к бурному богу Арею:
«Бурный Арей[687], истребитель народов, стен сокрушитель,
Кровью покрытый! не бросим ли мы и троян и ахеян
Спорить одних, да Кронид промыслитель им славу присудит?
Сами ж с полей не сойдем ли, да Зевсова гнева избегнем?»

³⁵ Так говоря, из сражения вывела бурного бога
И посадила его на возвышенном[688] бреге Скамандра.
Гордых троян отразили данаи; низверг браноносца
Каждый их вождь; и первый владыка мужей Агамемнон
Мощного сбил с колесницы вождя гализонов, Годи́я[689]:
⁴⁰ Первому, в бег обращенному[690], пику ему Агамемнон
В спину меж плеч углубил и сквозь перси широкие выгнал;
С шумом на землю он пал, и взгремели на падшем доспехи.

Идоменей поразил меонийцем[691] рожденного Бором
Феста, притекшего к брани из Тарны, страны плодоносной.
⁴⁵ Мужа сего Девкалид[692] копьеносец копьем длиннотенным
Вдруг, в колесницу всходившего, в правое рамо ударил:
В прах с колесницы он пал и ужасною тьмой окружился;
Быстро его обнажили царя Девкалида клевреты[693].

Там же Скамандрий Строфид, молодой звероловец искусный,
⁵⁰ Пал, Менелая Атрида поверженный ясенной пикой,
Славный стрелец; изуче́нный самою богинею Фебой[694],
Всех он зверей поражал, и холмов и дубравы питомцев;
Но его не спасла ни стрельбой веселящаясь Феба,
Ни искусство, каким он, стрелец дальнометкий, гордился:
⁵⁵ Юношу сильный Атрид Менелай, знаменитый копейщик,
Близко его убегавшего[695], ясенной пикою острой
В спину меж плеч поразил и сквозь перси кровавую выгнал:
Грянулся в прах он лицом, зазвучала кругом его сбруя.

Вождь Мерион Ферекла повергнул, Гармонова сына,[696]
⁶⁰ Зодчего мужа[697], которого руки во всяком искусстве
Опытны были; его безмерно любила Паллада[698];
Он и Парису герою суда многовеслые строил[699],
Бедствий начало, навлекшие гибель как всем илионцам,[700]
Так и ему[701]: не постигнул судеб он богов[702] всемогущих.
⁶⁵ Воя сего Мерион, пред собою гоня и настигнув,
Быстро в десное стегно поразил копием, — и глубоко,
Прямо в пузырь, под лобковою костью, проникнуло жало:
С воплем он пал на колена, и падшего смерть осенила.[703]

Мегес[704] Педея сразил, Антенорова[705] храброго сына.
⁷⁰ Сын незаконный он был, но его воспитала Феана[706]
С нежной заботой, как собственных чад, угождая супругу[707].
Мегес Филид, на него устремяся, копейщик могучий,
В голову около тыла копьем поразил изощренным.
Медь, меж зубов пролетевши, подсекла язык у Педея:
⁷⁵ Грянулся в прах он и медь холодную стиснул зубами.

Вождь Эврипил Эвемонид[708] сразил Гипсенора героя,
Ветвь Долопиона старца, который, возвышенный духом,
Был у Скамандра священник[709] и чтился как бог от народа.
Мужа сего Эврипил, блистательный сын Эвемонов,
⁸⁰ В бегстве узрев пред собою, догнал на бегу и по раму
Острым мечом поразил и отнес жиловатую[710] руку;
Там же рука кровавая пала на прах, и троянцу
Очи смежила багровая Смерть[711] и могучая Участь[712].

Так воеводы сии подвизались на пламенной битве.
⁸⁵ Но Диомеда вождя не узнал бы ты, где он вращался,
С кем воевал — с племенами троян, с племенами ль ахеян?
Реял по бранному полю, подобный реке наводненной,
Бурному в осень разливу, который мосты[713] рассыпает;
Бега его укротить ни мостов[714] укрепленных раскаты[715],
⁹⁰ Ни зеленых полей удержать плотины не могут,
Если незапный он хлынет, дождем отягченный Зевеса;
Вкруг от него рассыпаются юношей красных работы[716], —
Так от Тидида[717] кругом волновались густые фаланги
Трои сынов и стоять не могли, превосходные силой.

⁹⁵ Скоро героя увидел блистательный сын Ликаонов[718],
Как он, крутясь по полям, волновал пред собою фаланги;
Скоро[719] на сына Тидеева лук напрягал со стрелою
И, на скакавшего[720] бросив[721], уметил по правому раму
В бронную лату. Насквозь пролетела крылатая стрелка,
¹⁰⁰ Прямо вонзилась в плечо: оросилася кровию броня.
Громко воскликнул, гордяся, блистательный сын Ликаонов:
«Други, вперед! ободритесь, трояне, бодатели коней!
Ранен славнейший аргивец; и он, уповаю, не может
Долго бороться с стрелою могучею, ежели точно[722]
¹⁰⁵ Феб сребролукий меня устремил из пределов ликийских[723]!»

Так он кричал, возносясь; но героя стрела не смирила:
Мало Тидид отступив, впереди колесницы и коней
Стал и к Сфенелу воззвал, Капанееву храброму сыну:
«Друг Капанид, поспеши на мгновенье сойти с колесницы,
¹¹⁰ Чтоб извлечь у меня из рама горькую стре́лу».

Так он сказал, — и Сфенел с колесницы спрянул на землю;
Стал за хребтом[724] и из рама извлек углубившуюсь стрелу;
Брызнула быстро багряная кровь сквозь кольчатую броню[725];
И взмолился тогда Диомед, воеватель могучий:
¹¹⁵ «Слух преклони, необорная дщерь громоносного Зевса!
Если ты мне и отцу[726] поборать благосклонно любила
В брани пылающей, будь мне еще благосклонной, Афина!
Дай мне того изойти и копейным ударом постигнуть,[727]
Кто, упредивши, меня уязвил и надмен предвещает, —
¹²⁰ В жизни недолго мне видеть свет лучезарного солнца!»

Так восклицал он, молясь, и вняла ему дочь громовержца;
Члены героя соделала легкими, ноги и руки,
И, приближась к нему, провещала крылатые речи:
«Ныне дерзай, Диомед, и без страха с троянами ратуй!
¹²⁵ В перси тебе я послала отеческий дух сей бесстрашный,
Коим щита потрясатель Тидей обладал, конеборец;
Мрак у тебя от очей отвела, окружавший их прежде;
Ныне ты ясно познаешь и бога и смертного мужа.[728]
Шествуй, и если бессмертный, тебя искушая, предстанет,
¹³⁰ Ты на бессмертных богов, Диомед, не дерзай ополчаться,
Кто ни предстанет; но если Зевесова дочь Афродита
Явится в брани, рази Афродиту острою медью».

Так говоря, отошла светлоокая дочь громовержца.
Сын же Тидеев, назад обратившися, стал меж передних,
¹³⁵ И, как ни пламенно прежде горел он с врагами сражаться,
Ныне трикраты сильнейшим, как лев, распылался он жаром[729].
Лев, которого пастырь в степи[730], у овец руноносных,
Ранил легко, чрез ограду скакавшего, но, не сразивши,
Силу лишь в нем пробудил; и уже, отразить не надеясь,
¹⁴⁰ Пастырь под сень укрывается; мечутся сирые овцы;
Вкруг по овчарне толпятся, одни на других упадают;
Лев распаленный назад, чрез высокую скачет ограду, —
Так распаленный Тидид меж троян ворвался, могучий.

Там Астиноя поверг и народов царя Гипенора;
¹⁴⁵ Первого в грудь у сосца поразил медножальною пикой,
А другого мечом, по плечу возле выи, огромным
Резко ударив, плечо отделил от хребта и от выи.
Бросивши сих, на Абаса напал и вождя Полиида,
Двух Эвридама сынов, сновидений гадателя-старца;
¹⁵⁰ Им, отходящим, родитель не мог разгадать сновидений;
С них Диомед могучий, с поверженных, со́рвал корысти[731].
После пошел он на Ксанфа и Фоона, двух Фенопидов,
Фенопса поздних сынов[732]; разрушаемый старостью скорбной,
Он не имел уже сына, кому бы стяжанья оставить.
¹⁵⁵ Их Диомед повергнул и сладкую жизнь у несчастных
Братьев похитил; отцу же — и слезы, и мрачные скорби
Старцу оставил: детей, возвратившихся с брани кровавой,
Он не обнял; наследство его разделили чужие[733].

Там же двух он сынов захватил Дарданида Приама,
¹⁶⁰ Бывших в одной колеснице, Хроми́я и с ним Эхемона;
И, как лев на тельцов нападает и вдруг сокрушает
Выю тельцу иль телице, пасущимся в роще зеленой, —
Так обои́х Приамидов с коней Диомед, не хотящих[734],
Сбил беспощадно на прах[735] и сорвал с пораженных доспехи,
¹⁶⁵ Коней же отдал клевретам, да гонят к кормам корабельным.

Храбрый Эней усмотрел истребителя строев троянских;
Быстро пошел сквозь гремящую брань, сквозь жужжащие копья,
Пандара, богу подобного, смо́тря кругом, не найдет ли;
Скоро нашел Ликаонова храброго, славного сына,
¹⁷⁰ Стал перед ним и такие слова говорил, негодуя:
«Пандар! где у тебя и лук и крылатые стрелы?
Где твоя слава, которой никто из троян не оспорил
И в которой ликиец тебя превзойти не гордился?
Длани к Зевесу воздень и пусти ты пернатую в мужа,
¹⁷⁵ Кто бы он ни был, могучий: погибели много нанес он
Ратям троянским; и многим и сильным сломил он колена[736]!
Разве не есть ли[737] он бог, на троянский народ раздраженный,
Гневный, быть может, за жертвы[738]? а гнев погибелен бога!»

Быстро Энею ответствовал славный сын Ликаонов:
¹⁸⁰ «Храбрый Эней, благородный советник троян меднолатных!
Сыну Тидея могучему, кажется, муж сей подобен:
Щит я его узнаю и с забралом шелом дыроокий[739];
Вижу его и коней, но не бог ли то, верно не знаю.
Если сей муж, как поведал я, сын бранодушный Тидеев,
¹⁸⁵ Он не без бога свирепствует; верно, при нем покровитель
Бог предстоит, обвив рамена свои облаком темным:
Он от него и стрелу налетавшую быстро отринул.
Я уже бросил стрелу и уметил Тидеева сына
В рамо десное, пробив совершенно доспешную лату,
¹⁹⁰ И уже уповал, что его я повергнул[740] к Аиду;
Нет, не повергнул! Есть, без сомнения, бог прогневленный!
Коней со мною здесь нет, для сражения нет колесницы;
В Зелии, в доме отца, у меня их одиннадцать пышных,
Новых, недавно отделанных; к бережи их, покрывала
¹⁹⁵ Окрест висят, и для каждой из них двуяремные[741] кони
Подле стоят, утучняяся полбой и белым ячменем.
Нет, не напрасно меня Ликаон, воинственный старец,
Так увещал, отходящего к брани, в отеческом доме:
Старец наказывал мне, ополчась на конях, в колеснице
²⁰⁰ Трои сынов предводить на побоищах бурных сражений.
Я не послушал отца, а сие бы полезнее было.
Коней хотел пощадить, чтоб у граждан[742], в стенах заключенных,
В корме они не нуждались, привыкнув питаться роскошно.
Коней оставил и так устремился я пеш к Илиону,
²⁰⁵ Твердо надежный на лук, но сей лук для меня не помощник!
В двух воевод знаменитейших бросил я меткие стрелы:
В сына Тидея и в сына Атрея; того и другого
Ранивши, светлую кровь я извлек и озлобил их больше.
В злую годину, я вижу, и лук и пернатые стрелы
²¹⁰ Снял со столба[743] я в тот день, как решился в веселую Трою
Рати троянские[744] весть, угождая Приамову сыну[745].
Если я вспять возвращусь и увижу моими очами
Землю родную, жену и отеческий дом наш высокий, —
Пусть иноземец враждебный тогда же мне голову срубит,
²¹⁵ Если я лук сей и стрелы в пылающий пламень не брошу,
В щепы его изломав: бесполезный он был мне сопутник!»

Пандару быстро Эней, предводитель троян, возражает:
«Так не вещай, Ликаонид любезный! не будет иначе[746]
Прежде, нежели мы человека сего, в колеснице
²²⁰ Противостав, не изведаем оба оружием нашим.
Шествуй ко мне, взойди на мою колесницу, увидишь,
Троса кони́[747] каковы, несказанно искусные полем
Быстро летать и туда и сюда, и в погоне и в бегстве.
К граду и нас унесут они, бурные, если б и снова
²²⁵ Славу Зевс даровал Диомеду, Тидееву сыну.
Шествуй, любезный; и бич и блестящие конские вожжи
В руки прийми ты, а я с колесницы сойду[748], чтоб сразиться.
Или врага принимай ты, а я озабочусь конями».

Но ему возражает блистательный сын Ликаонов:
²³⁰ «Сам удержи ты бразды и правь своими конями:
Прытче они под возницей привычным помчат колесницу,
Ежели мы побежим пред могучим Тидеевым сыном.
Или[749] они, оробевши, замнутся[750] и с бранного поля
Нас понесут неохотно, знакомого крика не слыша.
²³⁵ Тою порою нагрянет на нас Диомед дерзновенный,
Нас обои́х умертвит и похитит коней знаменитых.
Ты, Анхизид, удержи и бразды, управляй и конями;
Я же его, налетевшего, пикою острою встречу».

Так сговоряся и оба в блистательной став колеснице,
²⁴⁰ Вскачь на Тидеева сына пустили коней быстроногих.
Их усмотревши, Сфенел, знаменитый сын Капанеев,
К сыну Тидея немедля крылатую речь устремляет:
«Храбрый Тидид Диомед, о друг, драгоценнейший сердцу!
Вижу могучих мужей, налетающих биться с тобою.
²⁴⁵ Мощь обои́х неизме́рима: первый — стрелец знаменитый
Пандар, гордящийся быть Ликаона ликийского сыном;
Тот же — троянец Эней, добродушного[751] мужа Анхиза
Сын, нарицающий матерью Зевсову дочь Афродиту.
Стань в колесницу, и вспять мы уклонимся; так не свирепствуй,
²⁵⁰ Между передних бросаясь, да жизни своей не погубишь».

Грозно взглянув на него, отвечал Диомед нестрашимый:
«Смолкни, о бегстве ни слова! к нему ты меня не преклонишь!
Нет, не в породе моей, чтобы вспять отступать из сражений
Или, робея, скрываться: крепка у меня еще сила!
²⁵⁵ Даже на коней всходить мне не хочется[752]; так, как ты видишь,
Пеш против них я иду; трепетать не велит мне Афина.
Их в колеснице обратно не вынесут быстрые кони;
Оба от нас не уйдут, хоть один и укрылся бы ныне.
Молвлю тебе я иное, а ты сохрани то на сердце:
²⁶⁰ Ежели мне Тритогения[753] мудрая славу дарует
Их обои́х поразить, быстроногих ты собственных[754] коней
Здесь удержи, затянувши бразды за скобу колесницы[755];
Сам, не забудь, Капанид, на Энеевых коней ты бросься
И гони от троян к ополчениям храбрых данаев.
²⁶⁵ Кони сии от породы, из коей Кронид громовержец
Тросу ценою за сына, за юного дал Ганимеда[756];
Кони сии превосходнее всех под авророй[757] и солнцем.
Сей-то породы себе у царя Лаомедона[758] тайно
Добыл Анхиз властелин, из своих кобылиц подославши:
²⁷⁰ Шесть у Анхиза в дому родилося породы сей коней;
Он, четырех удержав при себе, воспитал их у яслей;
Двух же Энею отдал, разносящих в сражениях ужас.
Если сих коней похитим, стяжаем великую славу!»

Тою порой, как на месте герои взаимно вещали,
²⁷⁵ Близко враги принеслися, гонящие коней их бурных.
Первый к Тидиду воскликнул блистательный сын Ликаонов:
«Пламенный сердцем, воинственный, сын знаменитый Тидея!
Быстрой моею стрелой не смирен ты, пернатою горькой;
Ныне еще испытаю копьем, не вернее ль умечу».

²⁸⁰ Рек он — и, мощно сотрясши, послал длиннотенную пику[759]
И поразил по щиту Диомеда; насквозь совершенно
Острая медь пролетела и звучно ударилась в броню.

Радуясь, громко воскликнул блистательный сын Ликаонов.
«Ранен ты в пах и насквозь! и теперь, я надеюсь, не долго
²⁸⁵ Будешь страдать[760]; наконец даровал ты мне светлую славу!»

Быстро ему, не смутясь, отвечал Диомед благородный:
«Празден удар, ты обманут[761]! но вы, я надеюся, оба
Прежде едва ль отдохнете, доколе один здесь не ляжет
Кровью своею насытить несытого[762] бранью Арея!»

²⁹⁰ Так произнес — и поверг; и копье направляет Афина
Пандару в нос близ очей[763]: пролетело сквозь белые зубы,
Гибкий язык сокрушительной медью при корне отсекло
И, острием просверкнувши насквозь, замерло[764] в подбородке.
Рухнулся он с колесницы, взгремели на падшем доспехи
²⁹⁵ Пестрые, пышноблестящие; дрогнули тросские кони[765]
Бурные; там у него и душа разрешилась и крепость[766].

Прянул на землю Эней со щитом и с огромною пикой
В страхе, да Пандаров труп у него не похитят ахейцы.
Около мертвого хо́дя, как лев, могуществом гордый,
³⁰⁰ Он перед ним и копье уставлял и щит круговидный,
Каждого, кто б ни приближился, душу исторгнуть грозящий[767]
С криком ужасным. Но камень рукой захватил сын Тидеев,
Страшную тягость[768], какой бы не подняли два человека
Ныне живущих людей[769], — но размахивал им и один он;
³⁰⁵ Камнем Энея таким поразил по бедру, где крутая
Лядвея ходит в бедре по составу, зовомому чашкой:
Чашку удар раздробил, разорвал и беде́рные жилы,
Сорвал и кожу камень жестокий. Герой пораженный
Пал на колено вперед; и, колеблясь, могучей рукою
³¹⁰ В дол упирался, и взор его черная ночь осенила.

Тут неизбежно погиб бы Эней, предводитель народа,
Если б того не увидела Зевсова дочь Афродита,
Матерь, его породившая с пастырем юным[770], Анхизом.
Около милого сына обвив она белые руки,
³¹⁵ Ризы своей перед ним распростерла блестящие сгибы,
Кроя[771] от вражеских стрел, да какой-либо конник данайский
Медию персей ему не пронзит и души не исторгнет,
Так уносила Киприда любезного сына из боя.

Тою порою Сфенел Капанид не забыл наставлений,
³²⁰ Данных ему Диомедом, воинственным сыном Тидея:
Коней своих звуконогих вдали от бранной тревоги
Он удержал и, бразды затянув за скобу колесницы,
Бросился быстро на праздных Энея коней[772] пышногривых,
И, отогнав от троян к меднолатным дружинам ахеян,
³²⁵ Другу отдал Деипилу, которого сверстников в сонме
Более всех он любил, по согласию чувств их сердечных,
Гнать повелев к кораблям мореходным; сам же, бесстрашный,
Став в колеснице своей и блестящие вожжи ослабив[773],
Вслед за Тидидом царем на конях звуконогих понесся,
³³⁰ Пламенный. Тот же Киприду[774] преследовал медью жестокой,
Знав, что она не от мощных богинь, не от оных бессмертных[775],
Кои присутствуют в бранях и битвы мужей устрояют,
Так, как Афина или́ как громящая грады Энио[776].
И едва лишь догнал, сквозь густые толпы пролетая,
³³⁵ Прямо уставив копье, Диомед, воеватель бесстрашный,
Острую медь устремил и у кисти ранил ей руку
Нежную: быстро копье сквозь покров благовонный, богине
Тканный самими Харитами, кожу пронзило на длани
Возле перстов; заструилась бессмертная кровь Афродиты,
³⁴⁰ Влага, какая струится у жителей неба счастливых:
Ибо ни брашн не ядят, ни от гроздий вина не вкушают;
Тем и бескровны они, и бессмертными их нарицают.[777]
Громко богиня вскричав, из объятий бросила сына;
На руки быстро его Аполлон и приял и избавил,
³⁴⁵ Облаком черным покрыв, да какой-либо конник ахейский
Медию персей ему не пронзит и души не исторгнет.

Грозно меж тем на богиню вскричал Диомед воеватель:
«Скройся, Зевесова дочь! удалися от брани и боя.
Или еще не довольно, что слабых ты жен обольщаешь[778]?
³⁵⁰ Если же смеешь и в брань ты мешаться, вперед, я надеюсь,
Ты ужаснешься, когда и название брани[779] услышишь!»

Рек, — и она удаляется смутная, с скорбью глубокой.
Быстро Ирида[780] ее, поддержав, из толпищ выводит
В омраке чувств от страданий; померкло прекрасное тело!
³⁵⁵ Скоро ошуюю брани[781] богиня находит Арея;
Там он сидел; но копье и кони бессмертные были
Мраком одеты[782]; упав на колена, любезного брата
Нежно молила она и просила коней златосбруйных:
«Милый мой брат, помоги мне, дай мне коней с колесницей,
³⁶⁰ Только достигнуть Олимпа, жилища богов безмятежных.
Страшно я мучуся язвою; муж уязвил меня смертный,
Вождь Диомед, который готов и с Зевесом сразиться!»

Так изрекла, — и Арей отдает ей коней златосбруйных.
Входит она в колесницу с глубоким крушением сердца;
³⁶⁵ С нею Ирида взошла и, бразды захвативши в десницу[783],
Коней стегнула бичом; полетели послушные кони;
Быстро достигнули высей Олимпа, жилища бессмертных.
Там удержала коней ветроногая вестница Зевса
И, отрешив от ярма, предложила амброзию[784] в пищу.
³⁷⁰ Но Киприда стенящая пала к коленам Дионы[785],
Матери милой, и матерь в объятия дочь заключила,
Нежно ласкала рукой, вопрошала и так говорила:
«Дочь моя милая, кто из бессмертных с тобой дерзновенно
Так поступил, как бы явно какое ты зло сотворила?»

³⁷⁵ Ей, восстенав, отвечала владычица смехов[786] Киприда:
«Ранил меня Диомед, предводитель аргосцев надменный,
Ранил за то, что Энея хотела я вынесть из боя,
Милого сына, который всего мне любезнее в мире.
Ныне уже не троян и ахеян свирепствует битва;
³⁸⁰ Ныне с богами сражаются гордые мужи данаи!»

Ей богиня почтенная вновь говорила Диона:
«Милая дочь, ободрись, претерпи, как ни горестно сердцу.
Много уже от людей, на Олимпе живущие боги,
Мы пострадали, взаимно друг другу беды устрояя[787].
³⁸⁵ Так пострадал и Арей, как его Эфиалтес и Отос[788],
Два Алоида огромные, страшною цепью сковали:
Скован, тринадцать он месяцев[789] в медной темнице[790] томился.
Верно бы там и погибнул Арей, ненасытимый бранью,
Если бы мачеха их, Эрибея[791] прекрасная, тайно
³⁹⁰ Гермесу не дала вести: Гермес Арея похитил,
Силы лишенного: страшные цепи его одолели.
Гера подобно страдала[792], как сын Амфитриона[793] мощный
В перси ее поразил треконечною горькой стрелою.
Лютая боль безотрадная Геру богиню терзала!
³⁹⁵ Сам Айдес[794], меж богами ужасный, страдал от пернатой[795].
Тот же погибельный муж, громовержцева отрасль[796], Айдеса,
Ранив у врат подле мертвых[797], в страдания горькие ввергнул.
Он в Эгиохов дом[798], на Олимп высокий вознесся,
Сердцем печален, болезнью терзаем; стрела роковая
⁴⁰⁰ В мощном Айдесовом раме стояла и мучила душу.
Бога Пеан[799] врачевством, утоляющим боли, осыпав,
Скоро[800] его исцелил, не для смертной рожденного жизни.
Дерзкий, неистовый![801] он не страшась совершал злодеянья:
Луком богов оскорблял, на Олимпе великом живущих!
⁴⁰⁵ Но на тебя Диомеда воздвигла Паллада Афина.
Муж безрассудный! не ведает сын дерзновенный Тидеев:
Кто на богов ополчается, тот не живет долголетен;[802]
Дети отцом его, на колени садяся, не кличут
В дом свой пришедшего с подвигов мужеубийственной брани.
⁴¹⁰ Пусть же теперь сей Тидид, невзирая на гордую силу,
Мыслит, да с ним кто иной, и сильнейший тебя, не сразится;
И Адрастова[803] дочь, добродушная Эгиалея,
Некогда воплем полночным от сна не разбудит[804] домашних,
С грусти по юном супруге, храбрейшем герое ахейском,
⁴¹⁵ Верная сердцем супруга Тидида, смирителя коней».

Так говоря, на руке ей бессмертную кровь отирала:
Тяжкая боль унялась, и незапно рука исцелела.
Тою порою, зревшие всё, и Афина и Гера[805]
Речью язвительной гнев возбуждали Крониона Зевса;
⁴²⁰ Первая речь начала светлоокая дева Афина:
«Зевс, наш отец, не прогневаю ль словом тебя я, могучий?
Верно, ахеянку новую ныне Киприда склоняла
Ввериться Трои сынам, беспредельно богине любезным?[806]
И, быть может, ахеянку в пышной одежде лаская,
⁴²⁵ Пряжкой[807] златою себе поколола нежную руку?»

Так изрекла; улыбнулся отец и бессмертных и смертных
И, призвав пред лицо, провещал ко златой Афродите:
«Милая дочь! не тебе заповеданы шумные брани.
Ты занимайся делами приятными сладостных браков;
⁴³⁰ Те же бурный Арей и Паллада Афина устроят».

Так взаимно бессмертные между собою вещали.
Тою порой на Энея напал Диомед нестрашимый:
Зная, что сына Анхизова сам Аполлон покрывает,
Он не страшился ни мощного бога[808]; горел непрестанно
⁴³⁵ Смерти Энея предать и доспех знаменитый похитить.
Трижды Тидид нападал, умертвить Анхизида пылая;
Трижды блистательный щит Аполлон отражал у Тидида;
Но, лишь в четвертый раз налетел он, ужасный, как демон[809],
Голосом грозным к нему провещал Аполлон дальновержец:
⁴⁴⁰ «Вспомни себя, отступи и не мысли равняться с богами,
Гордый Тидид! никогда меж собою не будет подобно
Племя бессмертных богов и по праху влачащихся смертных!»[810]

Так провещал[811], — и назад Диомед отступил недалеко,
Гнева боящийся[812] бога, далеко разящего Феба.
⁴⁴⁵ Феб же, Энея похитив из толпищ[813], его полагает
В собственном храме своем, на вершине святого Пергама[814].
Там Анхизиду и Лета и стрелолюбивая Феба[815]
Сами в великом святилище[816] мощь и красу возвращали.
Тою порой Аполлон сотворил обманчивый призрак — [817]
⁴⁵⁰ Образ Энея живой и оружием самым[818] подобный.
Около призрака Трои сынов и бесстрашных данаев
Сшиблись ряды, разбивая вкруг персей воловые кожи
Пышных кругами щитов[819] и крылатых щитков легкометных[820].
К богу Арею тогда провещал Аполлон дальновержец:
⁴⁵⁵ «Бурный Арей, мужегубец кровавый, стен разрушитель!
Или сего человека из битв удалить не придешь ты,
Воя Тидида, который готов и с Кронидом сразиться?
Прежде богиню Киприду копьем поразил он в запястье;
Здесь[821] на меня самого устремился ужасный, как демон![822]»

⁴⁶⁰ Так произнесши, воссел Аполлон на вершинах Пергама;
Но свирепый Арей троян возбудить устремился,
Вид Акамаса приняв, предводителя быстрого фраков.[823]
Звучно к сынам Приама, питомца Зевеса, взывал он:
«О сыны Приама, хранимого Зевсом владыки!
⁴⁶⁵ Долго ль еще вам убийство троян попускать аргивянам?[824]
Или пока не начнут при вратах Илиона сражаться?
Пал воевода, почтенный для нас, как божественный Гектор,
Доблестью славный Эней, знаменитая отрасль Анхиза!
Грянем[825], из бранной тревоги спасем благородного друга!»

⁴⁷⁰ Так говоря, возбудил он и силу и мужество в каждом.
Тут Сарпедон[826] укорять благородного Гектора начал:
«Гектор! где твое мужество, коим ты прежде гордился?
Град, говорил, защитить без народа, без ратей союзных
Можешь один ты с зятьями[827] и братьями; где ж твои братья?
⁴⁷⁵ Здесь ни единого я не могу ни найти, ни приметить.
Все из сражения прячутся, словно как псы перед скимном;
Мы же здесь ратуем, мы, чужеземцы, притекшие в помощь;
Ратую я, союзник ваш, издалека пришедший.
Так, и ликийские долы и ксанфские воды — далеки,
⁴⁸⁰ Где я оставил супругу любезную, сына-младенца
И сокровища многие, коих убогий алкает.
Но, невзирая на то, предвожу ликиян, и готов я
С мужем сразиться и сим, ничего не имея в Троаде,
Что бы могли у меня иль унесть, иль увесть аргивяне.
⁴⁸⁵ Ты ж — неподвижен стоишь и других не бодришь ополчений
Храбро стоять, защищая и жен и детей в Илионе.
Гектор, блюдись, да объяты, как всеувлекающей сетью,
Все вы врагов разъяренных не будете плен и добыча![828]
Скоро тогда сопостаты разрушат ваш град велелепный!
⁴⁹⁰ Ты о делах сих заботиться должен и денно и нощно,
Должен просить воевод, дальноземных союзников ваших,
Бой непрестанно вести, а грозы́ и упреки оставить[829]».

Так говорил он, — речь уязвила Гектора сердце:
Быстро герой с колесницы с оружием прянул на землю.
⁴⁹⁵ Острые копья[830] колебля, кругом полетел по дружинам,
В бой распаляя сердца; и возжег он жестокую сечу!
Вспять возвратились трояне и стали в лицо аргивянам;
Те же, сомкнувши ряды, нажидали врагов, не робели.

Как, если ветер плевы́ рассевает по гумнам священным[831],
⁵⁰⁰ Жателям, веющим хлеб[832], где Деметра[833] с кудрями златыми
Плод отделяет от плев, возбуждая дыхание ветров[834],
Гумны кругом под плевою белеются, — так аргивяне
С глав и до ног их белели под прахом, который меж ними
Даже до медных небес[835] воздымали копытами кони
⁵⁰⁵ В быстрых, крутых поворотах; ворочали в бой их возницы,
Прямо с могуществом рук на врагов устремляясь[836]; но мраком
Бурный Арей покрывает всю битву, троянам помощный,
Вкруг по рядам их носясь: поспешил он исполнить заветы
Феба, царя златострельного[837]; Феб заповедал Арею
⁵¹⁰ Души троян возбудить, лишь узрел, что Паллада Афина
Бой оставляет[838], богиня, защитница воинств ахейских.
Сам же Энея вождя из святилища пышного храма
Вывел и крепостью перси владыки народов наполнил.[839]
Стал Анхизид меж друзьями величествен; все веселились
⁵¹⁵ Видя, что он, живой, невредимый, блистающий силой,
Снова предстал, но его вопросить ни о чем не успели;
Труд[840] их заботил иной, на который стремил Сребролукий[841],
Смертных губитель Арей и неустально ярая Распря[842].

Оба Аякса меж тем[843], Одиссей и Тидид воеводы
⁵²⁰ Ревностно в бой возбуждали ахейских сынов; но ахейцы
Сами ни силы троян не страшились, ни криков их грозных;
Ждали недвижные, тучам подобные, кои Кронион
В тихий, безветренный день, на высокие горы надвинув,
Черные ставит незыбно, когда и Борей[844] и другие
⁵²⁵ Дремлют могучие ветры, которые мрачные тучи
Шумными уст их дыханьями вкруг рассыпают по небу;
Так ожидали данаи троян, неподвижно, бесстрашно.
Царь Агамемнон летал[845] по рядам, ободряя усердно:
«Будьте мужами, друзья, и возвысьтеся доблестным духом;
⁵³⁰ Воина воин стыдися на поприще подвигов ратных!
Воинов, знающих стыд, избавляется боле, чем гибнет;
Но беглецы не находят ни славы себе, ни избавы!»

Рек — и стремительно ринул копье и переднего мужа
Деикоона уметил, Энеева храброго друга,
⁵³⁵ Сына Пергасова, в Трое равно, как сыны Дарданида[846],
Чтимого: ревностен был он всегда между первых сражаться.
Пикой его поразил по щиту Агамемнон могучий;
Щит копия не сдержал: сквозь него совершенно проникло
И сквозь запон блистательный в нижнее чрево[847] погрузло;
⁵⁴⁰ С шумом на землю он пал, и взгремели на падшем доспехи.

Тут Анхизид ниспровергнул храбрейших мужей из данаев,
Двух Диоклесовых чад, Орсилоха и брата Крефона.
В Фере[848], красиво устроенной, жил Диоклес, их родитель,
Благами жизни богатый, ведущий свой род от Алфея[849],
⁵⁴⁵ Коего воды широко текут чрез пилийскую землю[850].
Он Орсилоха родил, неисчетных мужей властелина;
Царь Орсилох породил Диоклеса, высокого духом;
И от сего Диоклеса сыны-близнецы родилися,
Вождь Орсилох и Крефон, в разнородных искусные битвах.
⁵⁵⁰ Оба они, возмужалые, в черных судах к Илиону,
Славному конями[851], с силой ахейских мужей[852] прилетели,
В брани Атрея сынам, Агамемнону и Менелаю,
Чести ища, но кончину печальную оба снискали.
Словно два мощные льва, на вершинах возросшие горных[853],
⁵⁵⁵ Оба под матерью львицей вскормленные в лесе дремучем,
Тучных овец и тельцов круторогих из стад похищая,
Окрест дворы у людей разоряют, доколе и сами
Ловчих мужей от руки под убийственной медью не лягут, —
Так и они, пораженные мощной рукою Энея,
⁵⁶⁰ Рухнулись оба на землю, подобные соснам высоким.

Падших увидя, воссетовал царь Менелай браноносный,
Выступил дальше передних, покрытый сверкающей медью,
Острой колеблющий пикой: Арей распалял ему душу
С помыслом тайным, да будет сражен он руками Энея.
⁵⁶⁵ Но увидел его Антилох, Несторид благородный,
Выступил сам за передних, страшася, да пастырь народов
Зла не потерпит[854] и тяжких трудов их плоды уничтожит.
Тою порою герои[855] и руки и острые копья
Друг против друга уже подымали, пылая сразиться,
⁵⁷⁰ Но предстал Антилох к воеводе ахеян Атриду,
И остаться Эней не посмел, сколь ни пламенный воин,
Двух браноносцев увидя, один за другого стоящих.
Те же, убитых поспешно увлекши к дружинам ахейским,
Там их оставили, бедных, друзьям возвративши печальным;
⁵⁷⁵ Сами, назад обратившися, между передних сражались.

Там Пилемена[856] повергли[857], Арею подобного мужа,
Бранных народов вождя, щитоносных мужей пафлагонян.
Мужа сего Атрейон Менелай, знаменитый копейщик,
Длинным копьем, сопротиву стоящего, в выю уметил;
⁵⁸⁰ Вождь Антилох поразил у него и возницу Мидона,
Отрасль Атимния: коней своих обращавшего бурных[858],
Камнем его угодил он по локтю; бразды у Мидона,
Костью слоновой блестящие[859], пали на пыльную землю.
Прянул младой Антилох и мечом в висок его грянул;
⁵⁸⁵ Он, тяжело воздохнувший, на прах с колесницы прекрасной
Рухнулся вниз головой и, упавший на темя и плечи,
Долго в сем виде стоял он, в песок погрузившись глубокий,
Кони покуда, ударив, на прах опрокинули тело[860]:
Их, поражая бичом, Антилох угонял к аргивянам.

⁵⁹⁰ Гектор героев[861] узнал меж рядов и на них устремился
С яростным криком; за ним и троян понеслися фаланги
Сильные; их предводили кровавый Арей и Энио[862]
Грозная, следом ведущая бранный мятеж беспредельный[863]:
Бурный Арей, потрясая в деснице[864] огромною пикой,
⁵⁹⁵ То выступал перед Гектором, то позади устремлялся.
Бога узрев, ужаснулся Тидид, воеватель могучий,
И, как неопытный[865] путник, великою степью идущий,
Вдруг перед быстрой рекою, падущею в понт[866], цепенеет,
Пеной кипящую видя, и смутный назад отступает, —
⁶⁰⁰ Так отступил Диомед и немедля воскликнул к народу:
«Други, почто мы дивимся, что ныне божественный Гектор
Стал копьеборец славнейший, боец дерзновеннейший в битве?
С ним непрестанно присутствует бог[867], отражающий гибель!
С ним и теперь он — Арей, во образе смертного мужа[868]!
⁶⁰⁵ Други, лицом к сопостатам всегда обращенные, с поля
Вы отступайте, с богами отнюдь не дерзайте сражаться!»

Так говорил он, но близко на них наступили трояне.
Гектор двух ратоборцев повергнул, испытанных в битвах,
Бывших в одной колеснице, Менесфа и с ним Анхиала.
⁶¹⁰ Падших узрев, пожалел их великий Аякс Теламонид;
К ним приступил он и стал и, пославши сверкающий дротик,
Амфия свергнул[869], Селагова сына, который средь Песа[870]
Жил, обладатель богатств и полей; но судьба Селагида
В брань увлекла поборать за Приама и всех Приамидов.
⁶¹⁵ В запон его поразил Теламониев сын многомощный;
В нижнее чрево ему погрузилась огромная пика;
С шумом он грянулся в прах; и Аякс прибежал победитель,
Жадный доспехи совлечь; но трояне посыпали копья
Острые, ярко блестящие; много их щит его принял.
⁶²⁰ Он же, пятой наступив на сраженного, медную пику
Вырвал назад; но других не успел драгоценных доспехов
С плеч унести Селагидовых: стрелы его засыпали.
Он окружения[871] сильного гордых троян убоялся:
Много их, мощных, отважных, уставив дроты, наступало;
⁶²⁵ Ими, сколь ни был огромен и сколь ни могуч и ни славен,
Прогнан Аякс и назад отступил, поколебанный силой.

Так браноносцы сии подвизалися в пламенной битве.
Тою порой Тлиполем[872] Гераклид, и огромный и сильный,
Злою судьбою сведен с Сарпедоном[873] божественным в битву.
⁶³⁰ Чуть соступились герои, идущие друг против друга,
Сын знаменитый и внук воздымателя облаков Зевса,[874]
Так Тлиполем Гераклид к сопротивнику первый воскликнул:
«Ликии царь Сарпедон! какая тебе неизбежность
Здесь между войск трепетать, человек незнакомый с войною?
⁶³⁵ Лжец, кто расславил тебя громоносного Зевса рожденьем![875]
Нет, несравненно ты мал пред великими теми мужами,
Кои от Зевса родились, меж древних племен человеков[876],
И каков, повествуют, великая сила Геракла[877]
Был мой родитель, герой дерзновеннейший, львиное сердце!
⁶⁴⁰ Он, приплывши сюда, чтоб взыскать с Лаомедона коней,
Только с шестью кораблями, с дружиною ратною малой,
Град Илион разгромил и пустынными стогны оставил![878]
Ты же робок душой и предводишь народ на погибель.
Нет, для троян, я надеюся, ты обороной не будешь,
⁶⁴⁵ Ликию бросил напрасно, и будь ты стократно сильнейший[879],
Мною теперь же сраженный, пойдешь ко вратам Аидеса!»

Ликии царь Сарпедон Тлиполему ответствовал быстро:
«Так, Тлиполем, Геракл разорил Илион знаменитый,
Но царя Лаомедона злое безумство карая:
⁶⁵⁰ Царь своего благодетеля речью поносной озлобил
И не отдал коней, для которых тот шел издалека.
Что ж до тебя, предвещаю тебе я конец и погибель;
Их от меня ты приймешь и, копьем сим поверженный, славу
Даруешь мне, и Аиду, конями гордящемусь[880], душу».

⁶⁵⁵ Так говорил Сарпедон; но, сотрясши, свой ясенный дротик
Взнес Тлиполем; обои́х сопротивников длинные копья
Вдруг полетели из рук: угодил Сарпедон Гераклида
В самую выю, и жало насквозь несмиримое вышло:
Быстро темная ночь Тлиполемовы очи покрыла.
⁶⁶⁰ Но и сам Тлиполем в бедро улучил Сарпедона
Пикой огромною; тело рассекшее, бурное жало
Стукнуло в кость; но отец[881] от него отвращает[882] погибель.

Тут Сарпедона героя усердные други из битвы
Вынесть спешили; его удручала огромная пика,
⁶⁶⁵ Влекшаясь в теле[883]; никто не подумал, никто не помыслил
Ясенной пики извлечь из бедра, да с спешащими шел бы;
Так озабочены были трудящиесь вкруг Сарпедона.
Но Тлиполема данаи, блестящие медью, спешили
Вынесть из боя; увидел его Одиссей знаменитый,
⁶⁷⁰ Твердый душою, и вспыхнуло в нем благородное сердце;
Он между помыслов двух колебался умом и душою:
Прежде настигнуть ли сына громами звучащего Зевса[884]
Или, напав на ликиян, у множества души исторгнуть?
Но не ему, Одиссею[885] почтенному, сужено было
⁶⁷⁵ Зевсова сына могучего медию острой низвергнуть.
Сердце его на ликийский народ обратила Паллада.
Там он Керана, Аластора[886], Хромия битвой низринул,
Галия, вслед Ноемона, Алкандра убил и Притана;
И еще бы их более сверг Одиссей знаменитый,
⁶⁸⁰ Если бы скоро его не узрел шлемоблещущий Гектор:
Ринулся он сквозь передних, сияющей медью покрытый,
Ужас данаям несущий. Обрадован друга приходом,
Зевсов сын Сарпедон говорил ему гласом печальным:
«Гектор! не дай, умоляю, лежать мне добычей ахеян;
⁶⁸⁵ Друг, защити! и пускай уже в вашем приязненном граде
Жизнь оставит меня; не судила, как вижу, судьбина,
В дом возвратившемусь, в землю отечества милого сердцу,
Там обрадовать мне и супругу, и юного сына!»
Так говорил, но ему не ответствовал Гектор великий,
⁶⁹⁰ Быстро пронесся вперед, нетерпеньем пылая скорее
Рать аргивян отразить и у множества души исторгнуть.
Тою порой Сарпедона героя друзья посадили
В поле, под буком прекрасным метателя молнии Зевса[887].
Там из бедра у него извлек длиннотенную пику
⁶⁹⁵ Храбрый, могучий Пелагон, друг, им отлично любимый:
Дух Сарпедона оставил, и очи покрылися мглою.[888]
Скоро опять он вздохнул, и кругом его ветер прохладный
Вновь оживил, повевая, тяжелое персей дыханье.

Рать аргивян пред Ареем и Гектором меднодоспешным
⁷⁰⁰ Тесно фаланги сомкнувши[889], как к черным судам не бежала,
Так и вперед не бросалася в бой, но лицом[890] непрестанно
Вся отступала, узнав, что Арей в ополченьях троянских.

Кто же был первый и кто был последний[891], которых доспехи
Гектор могучий похитил и медный Арей[892] душегубец?
⁷⁰⁵ Тевфрас, бессмертным подобный, и после Орест конеборец,
Воин бесстрашный Эномаос, Трех, этолийский копейщик,
Энопа отрасль Гелен и Орезбий пестропоясный,
Муж, обитающий в Гиле[893], богатства стяжатель заботный[894],
Около озера живший Кефисского[895], где и другие
⁷¹⁰ Жили семейства беотян, уделов богатых владыки.

Их лишь узрела[896] лилейнораменная Гера богиня,
Храбрый ахейский народ истребляющих в битве свирепой,
Быстро к Афине Палладе крылатую речь устремила:
«Горе, дочь необорная молний метателя Зевса!
⁷¹⁵ Тщетным словом с тобой обнадежили мы[897] Менелая
В дом возвратить разрушителем Трои высокотвердынной,[898]
Если свирепствовать так попускаем убийце Арею!
Нет, устремимся, помыслим и сами о доблести бранной!»

Так говоря, преклонила дочь светлоокую Зевса;
⁷²⁰ Но сама, устремясь, снаряжала коней златосбруйных
Гера, богиня старейшая, отрасль великого Крона.
Геба[899] ж с боков колесницы набросила[900] гнутые круги
Медных колес[901] осьмиспичных, на оси железной ходящих;
Ободы их золотые, нетленные, сверху которых
⁷²⁵ Медные шины положены плотные, диво для взора!
Ступицы их серебром, округленные[902], окрест[903] сияли;
Кузов блестящими пышно сребром и златом ремнями
Был прикреплен, и на нем возвышались дугою две скобы[904];
Дышло серебряное из него выходило; на оном
⁷³⁰ Геба златое, прекрасное вяжет ярмо, продевает
Пышную упряжь златую; и быстро под упряжь ту Гера
Коней бессмертных подводит, пылая и бранью и боем.

Тою порою Афина, в чертоге отца Эгиоха,
Тонкий покров разрешила, струей на помост он скатился,
⁷³⁵ Пышноузорный, который сама, сотворив, украшала;
Вместо ж его облачася броней громоносного Зевса[905],
Бранным доспехом она ополчалася к брани плачевной.
Бросила около персей[906] эгид, бахромою косматый,
Страшный очам, поразительным Ужасом весь окруженный:
⁷⁴⁰ Там и Раздор, и Могучесть, и, трепет бегущих, Погоня,
Там и глава Горгоны, чудовища страшного образ,
Страшная, грозная, знаменье бога всесильного Зевса![907]
Шлем на чело возложила украшенный, четыребляшный,
Златом сияющий, ста бы градов ратоборцев покрывший.[908]
⁷⁴⁵ Так в колеснице пламенной[909] став, копием ополчилась
Тяжким, огромным, могучим, которым ряды сокрушает
Сильных[910], на коих разгневана дщерь всемогущего бога[911].

Гера немедля с бичом налегла на коней быстроногих;
С громом врата им небесные сами разверзлись при Горах[912],
⁷⁵⁰ Страже которых Олимп и великое вверено небо,
Чтобы облак густой разверзать иль смыкать перед ними[913].
Сими богини вратами коней подстрекаемых гнали;
Скоро они обрели, далеко от бессмертных сидящим,
Зевса царя одного, на превыспреннем холме Олимпа.[914]
⁷⁵⁵ Там, коней удержавши, лилейнораменная Гера
Кронова сына царя вопрошала и так говорила:
«Или не гневен ты, Зевс, на такие злодейства Арея?
Сколько мужей и каких погубил он в народе ахейском
Нагло, насильственно! Я сокрушаюсь, тогда как спокойно
⁷⁶⁰ В сердце своем веселятся Киприда[915] и Феб, подстрекая[916]
К брани безумца сего, справедливости чуждого всякой.
Зевс, наш отец! на меня раздражишься ли, если Арея
Брань я принужу оставить ударом, быть может, жестоким?»

Гере немедля ответствовал туч воздыматель Кронион:
⁷⁶⁵ «Шествуй, восставь на Арея богиню победы, Палладу;
Больше обыкла она повергать его в тяжкие скорби».[917]

Рек, — и ему покорилась лилейнораменная Гера;
Коней хлестнула бичом; полетели покорные кони,
Между землею паря и звезда́ми усеянным небом[918].
⁷⁷⁰ Сколько пространства воздушного[919] муж обымает очами,
Сидя на холме подзорном[920] и смо́тря на мрачное море, —
Столько прядают разом богов гордовыйные[921] кони.
К Трое принесшимся им[922] и к рекам совокупно текущим,
Где Симоис и Скамандр быстрокатные воды сливают,[923]
⁷⁷⁵ Там коней удержала лилейнораменная Гера
И, отрешив от ярма, окружила облаком темным;
Им Симоис разостлал амброзию[924] сладкую в паству.
Сами богини спешат, голубицам подобные робким,
Поступью легкой, горя поборать за данаев любезных.
⁷⁸⁰ И лишь достигли туда, где и многих мужей и храбрейших
Вкруг Диомеда вождя, укротителя мощного коней,
Сонмы густые стояли, как львы, пожиратели крови,
Или как вепри, которых мощь не легко одолима, —
Там пред аргивцами став, возопила великая Гера,
⁷⁸⁵ В образе Стентора[925], мощного, медноголосого мужа,
Так вопиющего, как пятьдесят совокупно другие:
«Стыд, аргивяне, презренные, дивные только по виду!
Прежде, как в грозные битвы вступал Ахиллес благородный,
Трои сыны никогда из Дардановых врат[926] не дерзали
⁷⁹⁰ Выступить: все трепетали его сокрушительной пики!
Ныне ж далеко от стен, пред судами[927], трояне воюют!»

Так говоря, возбудила и силу и мужество в каждом.
Тою порой к Диомеду подходит Паллада Афина:
Видит царя у своей колесницы[928]; близ коней он стоя,
⁷⁹⁵ Рану свою прохлаждал, нанесенную Пандара медью.
Храброго пот изнурял под ремнем широким, держащим
Выпуклый щит: изнурялся он им[929], и рука цепенела;
Но, подымая ремень, отирал он кровавую рану.
Зевсова дочь, преклоняся на конский ярем, возгласила:
⁸⁰⁰ «Нет, Тидей произвел себе не подобного сына!
Ростом Тидей был мал, но по духу воитель великий!
Некогда я запрещала ему подвизаться, герою,
Бурной душой увлекаясь, когда он один от ахеян
В Фивы пришел послом[930] к многочисленным Кадма потомкам.
⁸⁰⁵ Я повелела ему пировать спокойно в чертогах;
Но Тидей, как всегда, обладаемый мужеством бурным,
Юных кадмеян к борьбам вызывал и легко сопротивных
Всех победил: таково я сама поборала Тидею!
Так я тебе предстою, благосклонно всегда охраняю
⁸¹⁰ И одобряю тебя с фригиянами[931] весело биться;
Но иль усталость от подвигов бурных тебя поразила,
Или связала робость бездушная[932]! После сего ты
Сын ли героя Тидея, великого в бранях Инида[933]?»

Ей отвечая немедленно, рек Диомед благородный:
⁸¹⁵ «О! познаю я тебя, светлоокая дочь громовержца!
Искренне всё пред тобой изреку, ничего не сокрою.
Нет, не усталость меня и не робость бездушная держит,
Но заветы я помню, какие мне ты завещала:
Ты повелела не ратовать мне ни с одним из блаженных
⁸²⁰ Жителей неба, но если Крониона дочь, Афродита,
Явится в брани, разить Афродиту острою медью.
Вот для чего отступаю и сам я, и прочим аргивцам
Всем повелел, уклоняяся, здесь воедино собраться:
Вижу Арея; гремящею битвою он управляет».

⁸²⁵ Вновь провещала к нему светлоокая дочь Эгиоха:
«Чадо Тидея, о воин, любезнейший сердцу Афины!
Нет, не страшися теперь ни Арея сего, ни другого
Сильного бога; сама за тебя я поборницей буду!
Мужествуй, в бой на Арея лети на конях звуконогих;
⁸³⁰ Смело сойдись и рази, не убойся свирепства Арея,
Буйного бога сего, сотворенное зло, вероломца[934]!
Сам он недавно обет произнес предо мной и пред Герой
Ратовать против троян и всегда поборать за ахеян;
Ныне ж стоит за троян, вероломный, ахеян оставил!»

⁸³⁵ Так говоря, с колесницы Сфенела согнала на землю,
Быстро повлекши рукой, — и покорный мгновенно он спрянул;
Быстро сама в колесницу к Тидиду восходит богиня,
Бранью пылая; ужасно дубовая ось застонала[935],
Зевса подъявшая грозную дщерь и храбрейшего мужа.
⁸⁴⁰ Разом и бич и бразды захвативши, Паллада Афина
Вдруг на Арея на первого бурных коней устремила.
В те поры он обнажал[936] Перифаса, вождя этолиян[937],
Мужа огромного, мощного, славную ветвь Охезия;
Мужа сего кровавый Арей обнажал, но Афина
⁸⁴⁵ Шлемом Аида[938] покрылась, да будет незрима Арею.

Смертных губитель едва усмотрел Диомеда героя,
Вдруг этолиян вождя, Перифаса огромного, бросил
Там распростертого, где у сраженного душу исторгнул:
Быстро и прямо пошел на Тидида, смирителя коней.
⁸⁵⁰ Только лишь сблизились оба, летящие друг против друга,
Бог, устремяся вперед, над конским ярмом и браздами[939]
Пикою медной ударил, пылающий душу исторгнуть;
Но, рукой ухватив, светлоокая дщерь Эгиоха
Пику отбросила вбок, да напрасно она пронесется.
⁸⁵⁵ И тогда на Арея напал Диомед нестрашимый
С медным копьем; и, усилив[940] его, устремила Паллада
В пах под живот, где бог опоясывал медную повязь[941];
Там Диомед поразил и, бессмертную плоть растерзавши[942],
Вырвал обратно копье; и взревел Арей меднобронный
⁸⁶⁰ Страшно, как будто бы девять иль десять воскликнули тысяч
Сильных мужей на войне, зачинающих ярую битву.[943]
Дрогнули все, и дружины троян, и дружины ахеян,
С ужасом: так заревел Арей, ненасытный войною.

Сколько черна и угрюма от облаков кажется мрачность[944],
⁸⁶⁵ Если неистово дышащий, знойный воздвигнется ветер, —
Взору Тидида таков показался, кровью покрытый[945],
Медный Арей, с облаками идущий к пространному небу.
Быстро бессмертный вознесся к жилищу бессмертных, Олимпу.
Там близ Кронида владыки воссел он, печальный и мрачный,
⁸⁷⁰ И, бессмертную кровь показуя, струимую раной,
Тяжко стенающий, к Зевсу вещал он крылатые речи:
«Или без гнева ты, Зевс, на ужасные смотришь злодейства[946]?
Боги, мы непрестанно, по замыслам друг против друга,
Терпим беды жесточайшие, благо творя человекам;
⁸⁷⁵ Все на тебя негодуем: отец ты неистовой дщери,
Пагубной всем, у которой одни злодеяния в мыслях!
Боги другие, колико ни есть их на светлом Олимпе,
Все мы тебе повинуемся, каждый готов покориться.
Сей лишь одной никогда не смиряешь ни словом, ни делом;
⁸⁸⁰ Но потворствуешь ей, породивши зловредную дочерь[947]!
Ныне она Диомеда, Тидеева гордого сына,
С диким свирепством его на бессмертных богов устремила!
Прежде Киприду богиню из рук[948] поразил он в запястье;
После с копьем на меня самого устремился, как демон[949]!
⁸⁸⁵ Быстрые ноги меня лишь избавили, иначе долго б
Там я простертый страдал, между страшными грудами трупов,
Или б живой[950] изнемог, под ударами гибельной меди!»

Грозно воззрев на него, провещал громовержец Кронион:
«Смолкни, о ты, переметник! не вой[951], близ меня воссидящий!
⁸⁹⁰ Ты ненавистнейший мне меж богов, населяющих небо!
Только тебе и приятны вражда, да раздоры, да битвы![952]
Матери дух у тебя, необузданный, вечно строптивый,
Геры, которую сам я с трудом укрощаю словами!
Ты и теперь, как я мню, по ее же внушениям страждешь!
⁸⁹⁵ Но тебя я страдающим долее видеть не в силах:
Отрасль моя ты, и матерь тебя от меня породила.
Если б от бога другого родился ты, столько злотворный,
Был бы уже ты давно преисподнее всех Уранидов[953]!»

Рек, — и его врачевать повелел громовержец Пеану[954].
⁹⁰⁰ Язву Пеан врачевством, утоляющим боли, осыпав,
Быстро его исцелил, не для смертной рожденного жизни.[955]
Словно смоковничий сок[956], с молоком перемешанный белым,
Жидкое вяжет, когда его быстро колеблет смешавший, —
С равной Пеан быстротой исцелил уязвленного бога.
⁹⁰⁵ Геба омыла его, облачила одеждою пышной,
И близ Зевса Кронида воссел он, славою гордый.

Паки тогда возвратилась в обитель великого Зевса
Гера Аргивская купно с Афиною Алалкоменой[957],
Так обуздав истребителя, мужеубийцу Арея.