Ильич

Виталик, правда, рассказывал, что в первую «залётку», как это называли вахтовики, они летели на старом Як-40 и сели на дозаправку в Свердловске, ставшем с прошлого года Екатеринбургом, поперёк полосы, выкатившись в поле. Едва не обосравшиеся от страха вахтовики купили два ящика спирта и в аэропорту Нижневартовска их просто выносили из заблёванного самолёта и складировали на мокром бетоне взлётно-посадочной полосы.

Дальше был месяц тяжёлой работы, болота, ночёвки в холодных балках, пьянки и мордобой. «Как в армейке», — пояснил Виталик.

За месяц на Северах одного вахтовика, взрослого мужика из Альметьевска, насмерть задавил на трассе «Урал», другой сломал ногу, когда прыгал с крыши с раскладушкой — типа дельтаплан — и стал инвалидом. Самому Виталику выбили зуб.

Но все эти неурядицы с лихвой окупили в конце месяца, когда вахтовикам выплатили заработанные деньги, много денег.

— Повезло, что нас отсюда толпа была — мы кучей ехали, никто не подлез, — рассказывал Виталик. — Самолётом до Перми, а оттуда поездом. В поезде не бухали вообще, так, пиво взяли три ящика, и всё. Ночью по двое в тамбурах дежурили, чтобы рэкетиры не напали. А пацанов с Уфы обули в Нефтекамске, они почти до дома добрались. В ресторан зашли пообедать, а к ним две шмары подсели. Заказали коньяк «Наполеон», а они туда клофелин подлили. И всё, даже трусов не оставили. Только носки.

У Серого от историй Виталика сводило скулы, точно он съел пригоршню черёмухи, но в то же время очень хотелось попробовать себя в такой вот жизни, жизни настоящих мужиков, которые ночью несут дозор от рэкетиров в прокуренном тамбуре, которые обедают с коньяком и шмарами, просыпаются в одних носках, но не унывают, потому что знают — у них есть денежная работа и верные друзья, прыгающие с крыши с раскладушкой вместо дельтаплана.

«Уже зовёт меня в полет мой дельтаплан, мой дельтаплан, мой дельтаплан…»

Но теперь все изменилось. Теперь — никаких Северов, клофелина и «плацкартных дозоров». Никаких старых драповых пальто. Серый продаст бронзу, купит куртку-пилот и машину. А там можно и предложение Клюкве делать.

И ехать ни в какой Краснодарский край не нужно.

На мгновение зажмурившись, Серый представил, как он протягивает Клюкве кольцо: «Ты выйдешь за меня?», а за его спиной поблёскивает полировкой новенькая «девяносто девятая» цвета «мокрый асфальт».

И клюквинская маман слова не скажет. Потому что у Серого все серьёзно, всё навсегда и на самом деле, а Флинтов Сынуля на Клюкве никогда не женится. Так, поматросит и бросит. Это все понимают, даже сама Клюква — по крайней мере, Серому хотелось бы в это верить. Только Татьяна Дмитриевна не понимает. Но ничего, увидит Серого с золотым кольцом и на «девяносто девятой» — поймёт.

Но чтобы все это случилось, для начала надо сходить сегодня в «Шахерезаду». Объясниться, цепочку подарить. Это будет начало новой жизни, ННЖ, как говорили в школе.

— Чё, примерз, боец? — голос Афганца гулко раскатился по подъезду и выдернул Серого из мира грёз, как рыбак выдёргивает рыбу из воды.

Серый обернулся, сунул письмо за пазуху.

— А, это ты… Куда намылился?

Афганец и впрямь куда-то направился и ради этого даже приоделся, что с ним случалось довольно редко. Краснорожую голову украшала серая кепка, из-под куртки с прожжённым сигаретой рукавом виднелся пиджак, на лацкане которого тускло блеснула «афганская» медаль. Эту медаль «За боевые заслуги», или «ЗБЗ», как говорил сам Афганец, он пропивал уже раз пять, но каждый раз она каким-то непостижимым путём к нему возвращалась, словно волшебный «неразменный рубль».

«Ого, — подумал Серый. — И медаль в ход пошла…»

— Ты что, жениться собираешься? — задал он второй вопрос.

Афганец с шумом и клокотанием втянул воздух, захрипел, смачно выхаркнул на стену плевок, оскалился в улыбке и Серый понял, что он уже «накатил».

— Жениться-муиться… В горисполком надо, понял, боец?

— На фига? — удивился Серый.

— Да там… — Афганец внезапно замялся. — Короче эта… Надо, понял? Приватизация. Гримасы мира чистогана. Всё, боец, вольно, разойдись.

И дохнув на Серого сложным букетом из вчерашнего перегара, сегодняшней водки, лука и «сайры в масле», Афганец на деревянных ногах простучал ботинками вниз по лестнице, оставив его в полном недоумении.

Модное словечко «приватизация» насторожило Серого. Приватизацией занимались серьёзные люди, которые ездили в дорогих машинах и выступали по телевизору. О них писали в газетах, их фамилии были на слуху. Самым главным приватизатором в стране был Чубайс. Серый никогда не видел его, но слышал много — Чубайс в молодости торговал тюльпанами на улице, был секретарём горкома комсомола, прикрыл собой Ельцина, когда в того стреляли коммунисты, придумал ваучеры, а ещё он эффективный менеджер и рыжий, и теперь всех рыжих котов в Средневолжске зовут Чубайсами.

Люди старшего поколения Чубайса ненавидели, молодёжи было пофиг, а «коммерсы» говорили о нем с придыханием: «О-очень умный мужик».