Илиодор. Мистический друг Распутина. Том 1

Получившая, таким образом, даровую рекламу, пьеса оставалась в репертуаре саратовского театра, где имела успех. Гр. Татищев радовался победе актеров, как собственной: во-первых, он продемонстировал свою приверженность принципу свободы слова, во-вторых, ненавистный архиерей оказался бессилен.

Но преосв. Гермоген продолжал свою борьбу, прибегнув к помощи и печатного слова. Издав брошюру «Нынешние последователи Анатэмы и его крамолы», он разослал ее Высочайшим Особам, министрам, в Государственный совет, Государственную думу и другим лицам.

Речь о. Илиодора 15.XI против евреев

А тут о. Илиодор наконец вернулся в Царицын и снова (15.XI) отверз уста. Изголодавшийся «Царицынский вестник» поспешил напечатать эту новую речь иеромонаха, где его угораздило упомянуть еврейские погромы. Разумеется, репортер присочинил, будто иеромонах призвал слушателей объединиться против жидов.

Губернатор спохватился, что давненько ничего не слыхал о своем приятеле, хотя приятель-то целый месяц прожил в двух шагах от него.

«Правда ли статья „Вестника“ номер 3293 „На монастырском подворье“? — телеграфировал гр. Татищев царицынскому полицмейстеру 21.XI. — Почему не доносите [о] поведении Илиодора?».

«По поводу речи Илиодора, помещенной [в] „Вестнике“, послан рапорт; [в] поведении предосудительного не замечено», — ответил Василевский 22.XI.

Из рапорта выяснилось, что о погромах говорилось лишь вскользь, причем о. Илиодор излагал свой обычный взгляд на них как на Божью кару проклятому народу, но никаких призывов к объединению не делал.

Но гр. Татищев был слишком рассержен на еп. Гермогена и не хотел выпускать из рук такой козырь против него. Поэтому, получив из Царицына рапорт и не найдя в нем состава преступления, обратился (24.XI) к Семигановскому. Тот, не имея никаких собственных сведений, медлил с ответом.

Тем временем делом заинтересовался директор Департамента полиции Н. П. Зуев, прочитавший перепечатку из «Царицынского вестника» в «Речи». После его телеграфного запроса (26.XI) гр. Татищеву Семигановский вынужден был 30.XI ответить губернатору, что речь изложена газетой «с достаточной верностью». Передав это удостоверение Зуеву 2.XII, гр. Татищев с удовлетворением доложил о злополучной проповеди и собственному начальству.

Еп. Гермоген в Царицыне (19–21.XI)

Второй день тезоименитства о. Илиодора в Царицыне (19.XI) почтил своим присутствием сам преосвященный, причем привез с собой и Григория Распутина. Оба они остановились у купчихи Таракановой на Пушкинской улице, где позже останавливался и еп. Досифей.

В день приезда гости появились на подворье уже к концу службы, поэтому преосвященный ограничился проповедью. Архиерейское же богослужение совершилось на подворье лишь 21.XI, причем о. Илиодор произнес речь о Толстом и об инициативе некоторых членов Государственной думы, «духовных разбойников», уничтожить церковные школы. После службы Косицын поднес еп. Гермогену хлеб-соль и прочел приветственный адрес. В ответной речи владыка упомянул, между прочим, и об «Анатэме», отметив, что она ставится «благодаря попустительству администрации и непониманию духа православной церкви».

Именно в эти дни царицынский фотограф Ф. П. Лапшин сделал знаменитый фотографический снимок с трех друзей: еп. Гермогена, о. Илиодора и Распутина, причем брат Григорий сидел по правую руку от архиерея. Все они сделали на карточке подписи — свои имена и краткие девизы. Еп. Гермоген начертал: «Господь просвещение мое», Григорий — «Наша жизнь во Христе Божьим промыслом», а о. Илиодор ограничился написанием своего имени. Снимки с этой карточки продавались на подворье по 1 руб. 25 коп.

Распутин в Царицыне (19–29.XI)

Около 21.XI владыка уехал, а брат Григорий остался в Царицыне. Чуткий еп. Гермоген это подметил: «Ко мне он относился с особой предупредительностью, но, насколько я понимал, он предпочитал гостить в Царицыне у Илиодора». Так и было. Григорий говорил, что о. Илиодор «куда лучше» еп. Гермогена: «Он — искренний».

Боготворивший тогда своего благодетеля о. Илиодор был несказанно рад, что гость задержался подольше. Огорчал его лишь костюм «старца» — крашеный тулуп, пачкавший руки своего владельца так, что они были «черны, грязны, как у кочегара». «…мое нутро не выносило того, чтобы мой друг ходил в противном овчинном полушубке и марал себе руки, которые целовали люди». Поэтому о. Илиодор обратился к купцам Рысиным, и те купили Григорию новый полушубок на лисьем меху ценой в сто рублей.

Из дома купчихи Таракановой Григорий, по-видимому, перебрался жить на подворье.

Весь этот визит подробно описан Сергеем Труфановым, но описан в таких красках и с такими прибавлениями, что только по отдельным деталям можно догадаться, как было дело в действительности.