Илиодор. Мистический друг Распутина. Том 1

Только 16.XI.1911 иеромонах ездил в камеру городского судьи в качестве свидетеля по делу об изгнании из монастырского храма полиции, и вот снова суд! Действительно, приходилось ходить в суд более, чем в церковь, в буквальном смысле. Если двумя годами ранее заседание пришлось аккуратно на день Знамения Пресвятой Богородицы, то теперь — сразу на следующий день после этого праздника, но, учитывая время на дорогу до Саратова, все-таки приходилось выбирать между судом и праздником, пришедшимся к тому же на воскресенье. На сей раз наученный горьким опытом о. Илиодор предпочел суд, сокрушаясь: «я вынужден был воскресение провести в пути, вместо того чтобы в этот день быть в храме. Я лишен был возможности служить обедню в воскресный день, а воскресных дней в году только 52».

Когда ценой этих жертв о. Илиодор в сопровождении нескольких спутников (привратник apxиepeйского корпуса, священники Космолинский, Попов и Воробьев, группа союзников во главе с старьевщиком Уваровым) вошел в зал суда чуть ранее назначенного времени — 9 часов утра 28.XI, то обнаружил отсутствие судей. Налицо были только присяжные заседатели, которые в настоящем деле не участвовали. «Где те, кто меня должен судить?» — возмутился священник и потребовал позвать пристава.

Разглядывая от скуки интерьер здания, о. Илиодор заметил, что с января оно не стало чище. Указывая присяжным на паутину и пыльные скамьи, он сказал: «Это недопустимо! — всюду грязь».

От прибывшего пристава о. Илиодор потребовал составить протокол об опоздании судей. Тот объяснил, что дело будет слушаться в другом зале. Однако когда священник, справившись в канцелярии палаты, последовал в указанное ему помещение в верхнем этаже, то не нашел своих судей и там. Только когда городовой сел на извозчика и отправился за председателем суда — далеко же находился этот председатель, если городовой не мог дойти до него пешком! — тот, наконец, явился.

Согласно протоколу, заседание было открыто в 9 час. 50 мин. пополуночи. Следовательно, поиски судей заняли 50 мин.

Мимоходом упомянув об их опоздании, Славин с негодованием пишет: «Это Илиодору дало повод, расхаживая по коридорам и канцеляриям суда, громко требовать скорейшего открытия заседания суда в час, назначенный во врученной ему повестке, угрожая в противном случае заявить надлежащему начальству о неаккуратности и неисправности суда. Наконец заседание было открыто. Говорят, в начале заседания Илиодор сделал суду выговор за несвоевременное начало заседания».

На самом деле священник не просто «расхаживал», а искал своих судей, разумеется, не молча. Эти блуждания были для о. Илиодора не слишком приятны, поскольку обитатели здания с интересом глазели на знаменитого священника, а некоторые даже бегали следом за ним, так что он в конце концов потребовал поставить на лестнице караул в ограждение от публики. Не обошлось и без обычных мелких столкновений. Еще в первом зале о. Илиодор обнаружил, что из коридора на него через открытую дверь смотрит присяжный заседатель Корчагин, держа в руках папиросу. Не выносивший курения священник распорядился: «Городовой, вывести его отсюда. Какое он имеет право курить здесь!». По просьбе городового Корчагин убрал папиросу.

Словом, даже в роли обвиняемого о. Илиодор не изменил своей привычке поучать всех без спросу.

Заняв место на скамье подсудимых и ответив на обычные формальные вопросы, священник, как и в прошлый раз, спросил: «Кто входит в состав суда?». В отличие от Воскресенского, Модестов спокойно назвал судей, товарища прокурора и секретаря по именам и фамилиям.

Затем товарищ прокурора А. В. Волжин предложил слушать дело при закрытых дверях ввиду того, что его предметом является оскорбление судебной власти (620³ ст. Уст. Уг. Суд.). О. Илиодор протестовал, очевидно, потому, что это означало удаление не только публики и репортеров, но и свиты, сопровождавшей его. Суд постановил удалить публику, сделав по просьбе подсудимого исключение только для духовенства (622 ст. Уст. Уг. Суд.).

Защитника у подсудимого не было, что понятно ввиду его взглядов на этот институт. К тому же о. Илиодор с его недюжинным ораторским талантом, пожалуй, заткнул бы за пояс любого адвоката.

Удостоверившись, что ему инкриминируется оригинал его письма, а не очередной жандармский или газетный пересказ, о. Илиодор заявил, что не признает себя виновным. Затем он произнес яркую искреннюю речь.

«Прежде всего, — начал о. Илиодор, — я прошу судей отрешиться от того, что вы судите меня за оскорбление суда же. Я далек был от мысли оскорбить суд. Я очень высоко ставлю суд. Я считаю, что судья своего рода священник, так как он исполняет высокую и священную обязанность творить суд на земле по правде и своими решениями выражать истину».

После этого предисловия он честно описал историю своих взаимоотношений с судами: Луцкий суд, дело об оскорблении Бочарова, суд с Шевченко, преследование редакторов за клевету и, наконец, суд с гласными и разбор филимоновской апелляции в уездном съезде, поразивший его своей несправедливостью.