Илиодор. Мистический друг Распутина. Том 1

Понимая, что подобная деятельность грозит тем, что из «господина обвинителя» он превратится в подсудимого, священник даже в таком случае отказывался иметь дело с судом и с присущей ему дерзостью предупреждал: «Простите меня, Ваше Величество. Я за Вас всегда готов умереть, но заранее говорю, если меня за правду Христову, которую я буду говорить по долгу как пастырь-миссионер, будут судить, то я приговорам судей добровольно подчиняться не буду, подражая апостолам, которые сказали: „Судите, кого нам больше слушать. Вас или Бога“».

Выступая на этот скользкий путь, о. Илиодор возлагал всю надежду на Бога и Государя — «носителя правды Божьей на земле». «Господу молюсь: „Избави меня от клеветы человеческой“, а Вас, добрый Царь-Батюшка, именем Бога, Родины и Престола Самодержавных Императоров Русских, всех подвижников земли русской умоляю защитить меня от врагов».

Заканчивалась телеграмма так: «Простите, Царь Отец, за высказанную правду. Но перед кем на земле плакать мне о поруганной и униженной, забитой и оскорбленной правде, как не перед Вами? Вашего Величества верноподданный работник-миссионер иеромонах Илиодор».

Действительно, его следующие проповеди потрясли всех своей резкостью. Начал он с того, что стал громить судей вообще и тех, кто оправдал Филимонова, в частности.

В ближайшее воскресенье, 19.XII, о. Илиодор прежде всего заявил пастве, что «в судьи попадают люди без строгого разбора, люди с испорченной нравственностью, развратные душой и телом, пьяницы, картежники, безбожники. Поэтому они и мирволят преступникам, что сами они в душе еще большие преступники, чем те, которых они судят». Далее он живописал картину недавнего судебного заседания, художественно изобразив судей и адвоката. Попутно пригрозив Чернушкину и вообще помещикам народным возмездием, о. Илиодор с присущей ему кровожадностью высказал следующее пожелание по адресу своих судей:

«Выходя из залы, я обратил внимание на те золотые цепи с царскими гербами, которые висят у них на шее, и подумал: как бы это было хорошо и справедливо взять одной рукой за конец цепи, перевернуть ее, образовалась бы петля, а затем за эту петлю повесить их на высоком и видном месте, чтобы все видели, как надо поступать с теми, кто пользуется царским доверием и злоупотребляет им. Вот кто вооружает русский народ, вот кто создает революцию и заставляет глупых одичавших людей идти против Царя и Закона».

В конце проповеди он раскрыл подробности плана, изложенного им во всеподданнейшей телеграмме: «теперь пусть меня судят Царь да Бог, а с людьми я больше судиться не буду, раз я в суде не могу найти правды, но я правду найду здесь и укажу ее другим на этой святой кафедре». Отсюда он намеревался «воевать с нечестивцами и безбожниками» «во Славу Божию и во славу правды Христовой». А прихожан просил помочь материалами для обличений: «как только кто-нибудь из вас узнает, что кто-нибудь из лиц, состоящих на городской общественной службе, занимающий важные посты и получающий казенное жалованье или общественные деньги, сделал какое-нибудь дурное дело, обидел кого, устроил безобразие, — сейчас пишите мне письмо, а я уже сначала изобличу его в церковной проповеди, а затем уже буду преследовать его по начальству». Эта идея, вероятно, была подсказана проповеднику недавно полученным письмом «одного уважаемого царицынского обывателя», разоблачавшим личность адвоката Федорова.

Искренно считая себя исповедником, о. Илиодор не сомневался в своей победе. Как пали «два столба» Бочаров и гр. Татищев, так тем более падут «жалкие гнилые подпорки» — «Воскресенские, Поляковы и адвокаты Федоровы», поскольку все они борются в лице духовенства со всей церковью, «с правдой Божьей, и правда Божия их победит и разлетятся они в разные стороны как дым от ветра».

Такова была новая тактика, провозглашенная о. Илиодором 19.XII.1910.

Но самый острый момент этой речи заключался в пожелании о повешении судей на их же цепях. Автор апологетической биографии священника уверяет, что эти слова у него «вырвались» под впечатлением несправедливого приговора. Впрочем, памятуя о протоколе публичной казни гр. С. Ю. Витте, сладострастно изложенном о. Илиодором четырьмя годами ранее в «Вече», трудно удивляться этому новому проявлению его садистических наклонностей.

По-видимому, после скандальной речи священник получил какое-то внушение. В проповеди 9.I.1911 он как мог шел на попятный:

«Взгляд мой о судейских цепях совпадает с мнениями о них самих судей. Цепь — плохая вещь; по крайней мере так заявил один местный судья женщине, которая спросила его: почему он судит, не надевая цепи? „Зачем я буду надевать такую пакость!“ — объяснил он ей. Так может сказать изменник, преступник, а не слуга Царский. Но если цепь, как средство устрашения их, слишком жестока, то сечь, пороть их нужно».