Илларион

– Думаю, эта игра с настоящим и вымышленным может оказаться основным преимуществом.

– Погоди, а по поводу того, что в тебе… – неуверенно проговорил Айзек, подбирая нейтральные формулировки. – Что… в книге персонаж, который изображает тебя, носит в себе какого-то Иллариона. Как ты пришла к этой идее?

– Я мечтаю о бессмертии, скрывать тут нечего. К этой прозаичной детали примешиваются часто адресуемые мне недовольства относительно того, насколько сильно я изменилась с момента гибели Гаспара. Чаще, чем соболезнования, я слышу только то, как трудно меня узнать после трагедии.

«Да, это вполне логично, – мысли писателя суматошно метались, и вырвать их из этого броуновского движения было непросто. – Вполне логично, что безумные обвинения Джейн стали опорной точкой фантазии об Илларионе, – очередной рациональный ответ, в который интуиция Айзека отказывалась поверить. – Здесь есть что-то еще…» – под тонким слоем понятных и объяснимых фактов лежало нечто еще незримое, но ожидающее открытия.

– Это блестяще, Сиби, – серьезно сказал он, заглядывая в ее холодные пронзительные глаза. – У твоей книги есть все шансы на то, чтобы стать настоящим шедевром, если ты продолжишь писать в том же духе. Есть, конечно, моменты, над которыми тебе стоит поработать. Они прямо бьют в глаза, например…

Раскаленный панцирь цинизма, от которого рикошетом отскакивали идеи и мысли, защищал нарциссическое царство Сибиллы от посягательств на его суверенность. На мгновение защита ослабла, критика ступила за стены бастиона и вошла во внутренний двор, где убеждения и взгляды девушки сновали по улочкам сознания в собственном темпе. Однако же перед замечаниями Айзека они покорно расступились и уважительно освободили дорогу к сердцевине мировоззрения Сибиллы, библиотеке накопленных знаний и опыта, чтобы впустить в них человека, помогающего владычице обрести заветное бессмертие. Сибилла жадно проглатывала каждое оброненное Айзеком слово, его наставления укрепляли решимость в начинании, краеугольным камнем уложенного в основание всеохватывающего чувства благополучия и успеха. Тот солнечный испанский день, потрясающий обед с двумя бокалами вина и мучительное ожидание, в котором Сибилла, подобно школьнице, поглядывала на Айзека как на учителя, проверяющего домашнюю работу прямо у нее на глазах, перевернули новую страницу в жизни ведьмы и броским, претенциозным почерком вывели лаконичный, но гениальный эпиграф новой главы.

После разбора полетов женщина вновь наполнила пустые бокалы. Не привыкшая выражать настроение обычными человеческими способами, она все же проявляла признаки воодушевленности: слегка изменился тон, движения обрели игривость, в глазах появился блеск самодовольства. Затем попросила Айзека рассказать ей подробнее о том, как он писал первую книгу. Ей, как человеку, норовившему незамедлительно присоединиться к цеху писательского ремесла, было любопытно узнать о нюансах профессии из первых уст.

Внимать этапам писательского становления Сибилла решила из бассейна, сняв с себя домашнее платье и представ перед гостем в одних трусах. Сложив руки на деревянном бортике, Бладборн не давала Айзеку расслабиться и пыталась удержать его у темы вопросами и уточнениями. Айзек неоднократно наблюдал Сибиллу дефилировавшей перед ним в костюме Евы, но каждый раз для него это было чем-то само собой разумеющимся: особенностью нрава, изюминкой своевольного характера, отголоском подавленного в детстве эксгибиционизма, пассивной формой соблазнения, побуждавшей к созерцанию прекрасного женского тела. Сложно скрыть, что Айзеку импонировала столь ненавязчивая обольстительность, однако в тот момент, взирая с высоты лежака на собеседницу, на витиеватые блики от воды, бегавшие по ее лицу, на татуировку, черной тенью выплывавшую со спины на сильные плечи и шею, его мучила страстная жажда, неуемный зуд любопытства, перераставший в одержимость. Он был обязан узнать всю правду о Сибилле Бладборн.

Как только ведьма наплескалась в бассейне она вылезла и пробежалась по внутреннему дворику глазами в поисках полотенца. Не обнаружив его в поле видимости, прихватила со стола грязные тарелки и направилась в дом, оставляя за собой дорожку из мокрых следов. Айзек проводил Сибиллу взглядом, не в силах отказать себе в лицезрении огромной детализированной татуировки на ее накачанной спине. Раньше писателю приходилось видеть ее обнаженной лишь в темное время суток, что мешало подробно разглядеть то, каким сильным и рельефным телом обладала новоиспеченная коллега. Видимо, до того, как включить распитие спиртного в свое ежедневное расписание, Сибилла немало времени уделяла спортзалу. Шоу прервали гудки в динамике телефона – Айзек звонил заместителю.

– Привет, Айз, – донесся голос с другого конца линии.

– Привет, Феликс, – отзеркалил Айзек, посматривая на холл, в стенах которого исчезла Сибилла. – Слушай, друг, тут такое дело… – негромко начал он, а затем снизил громкость до еле слышного шепота: – Последи за Джейн.

– Что? – заместитель решил, что неправильно расслышал друга.