Иллюзии

— Поговорить с тобой? — эхом отозвалась она, а ее сердце кричало: «Пожалуйста, не допускай, чтобы все закончилось так быстро!»

Она знала, что скоро Джек предъявит к ней требования, которые она не сможет выполнить. Но когда он обнимал ее и она страстно желала удержать в памяти чувство, что она желанна и любима, она отчаянно надеялась, что он не предъявит к ней эти требования в первую же ночь их любви. Но она ошибалась.

— Поговорить с тобой — о чем?

— О тебе. — Джек придвинулся к ней ближе, чтобы видеть ее глаза. — Я хочу знать, о чем ты думаешь и что чувствуешь прямо сейчас и что ты думала и чувствовала, пока мы занимались любовью.

Пока они занимались любовью, Джек видел удивление, счастье и желание в ее сверкающих сапфирах; и, несмотря на бушующую силу их страсти, у него создалось впечатление, что хотя она достаточно опытна, но вместе с тем невинна, и он не увидел страха в ее глазах. Но сейчас в них был страх, холодящий душу ужас, и сердце Джека похолодело от страха, пока он ожидал услышать правду: «Я не испытывала ничего, Джек, никакого удовольствия. Ты, конечно, опытный любовник, и все слухи, которые ходят о тебе, — правда. Но сейчас я ничего не почувствовала. Впрочем, я надеюсь, что мы повторим это еще не раз».

— Стефани? — Даже в его шепоте слышался холод. — Поговори со мной.

«Я не м-о-г-у». Она не могла говорить и не могла отвернуться от него. Его настойчивые глаза не позволяли ей сделать это, не позволяли и его сильные руки, которые нежно обнимали ее.

Джек видел страх Стефани — и безнадежность там, где прежде была надежда… потому что он любил ее, ему хотелось покрепче прижать ее к себе и помочь вернуть эту надежду. Он боролся с искушением защитить ее признанием в том, что это он нуждается в защите, это он такой ранимый и одинокий.

— Ты играешь со мной, Стефани, а я не хочу играть. Я не хочу играть с тобой.

Он ждал ее слов, но она молчала, и страх еще сильнее овладевал ее сердцем. Наконец она вырвалась из его цепкого взгляда единственным способом, который был ей доступен, но прежде чем ее веки сомкнулись, нежное голубое сияние сменилось смертельной тоской.

Джек ждал. Но когда ни ее глаза, ни ее губы не открылись, он ее отпустил. Это потребовало от него невероятных усилий. Он чувствовал себя так, словно, отпуская ее, вырывал из груди свое сердце.

Стефани испытывала то же чувство, когда он забрал у нее свое тепло, свою силу и свою нежность. И все же его пристальный взгляд заставил ее открыть глаза, а затем сесть в постели, и, скромно прикрыв простыней красивую грудь, она с тоской наблюдала, как он одевается.

Джек стоял к ней спиной, но по резким движениям его сильного тела она догадывалась о том, что творится в его душе. Злость. Хорошо контролируемая, но очень сильная.

«Ты бы не злился, если бы знал обо мне всю правду, Джек! Ты бы испытал облегчение. Как только ты уйдешь, я напишу тебе всю правду о себе, и когда ты прочитаешь мое письмо, ты будешь очень рад, что ушел от меня».

Стефани не ожидала увидеть когда-нибудь снова его темно-голубые глаза и тем более ту удивительную нежность, с какой он всегда смотрел на нее. Но, закончив одеваться, Джек повернулся к ней и посмотрел на нее с необыкновенной нежностью, а потом взволнованно произнес:

— Я беспокоюсь о тебе, Стефани Уиндзор. Я действительно беспокоюсь о тебе.

Он повернулся и решительным широким шагом направился к двери, чтобы навсегда исчезнуть из ее жизни. Отчаянные мысли путались и заикались в голове Стефани, создавая болезненный хаос: «Н-е у-х-о-д-и! П-ож-а-луйста, п-п-пожалуйста. П-п-п…»

— Я люблю тебя, Джек!

Эти слова сорвались с губ Стефани неожиданно, удивив ее, а еще больше Джека. Когда он повернулся к ней снова, ее изящные пальчики закрыли эти губы, предатели ее ума, но верные, такие верные посланники ее сердца.

Ум Стефани никогда бы не зафиксировал подобных слов и даже не позволил бы себе подобных глупых мыслей. Но эти слова вырвались из ее сердца, и их не надо было тщательно редактировать, потому что они были там всегда, спрятанные в потаенном уголке, и лишь терпеливо ждали, когда же наконец смогут вырваться наружу.

Сейчас эти счастливые слова сказало ее сердце, и они были самыми честными словами, которые она произносила в своей жизни… и самыми глупыми… и самыми бесполезными.

Когда Джек вышел из тени около двери и оказался в круге золотистого света лампы, Стефани, униженная, испуганная, посмотрела на него, ожидая реакции. Она была уверена, что знает, какой эта реакция будет. Возможно, он и правда беспокоился о ней, но это неожиданное признание ее сердца, несомненно, его удивило, и сейчас он посмеется над ее несдержанностью и скажет, что никогда ее не любил.

Но когда золотистый свет лампы осветил лицо Джека, Стефани увидела на нем нежную улыбку и сверкающие от счастья глаза.

Ее сердце взлетело к небесам… но тут же как подкошенное рухнуло на землю. Удивление и насмешка были бы гораздо лучше для нее, потому что сейчас Джек захочет узнать правду, и она увидит его разочарование, когда он ее узнает.