Иллюзии

— Чудесно, — нежно произнес он, сев рядом с ней на кровать и погладив ее по щеке. — Я тоже люблю тебя, Стефани.

Его признание вызвало поток слез из ее глаз. Но это были слезы боли, а не радости, которая должна была бы сопутствовать его словам.

— В чем дело, дорогая? Неужели это такая ужасная трагедия влюбиться в полицейского? У меня где-то завалялся диплом юриста. Я могу поместить его в рамочку, и ты повесишь его у себя над кроватью.

Его слова вызвали на ее лице короткую дрожащую улыбку, но она быстро исчезла, и осталось лишь унылое покачивание головы, сверкающий, но безнадежный взмах волос, пронизанных лучами солнца.

— Расскажи мне, Стефани. Пожалуйста, расскажи мне все.

Она не могла думать. Из ее головы исчезли даже заикающиеся мысли: их унес страх, захлестнувший ее.

Но вдруг, помимо ее воли, слова сами сорвались с ее губ.

— Я заикаюсь, — отчетливо произнесла она.

Джек сразу все понял: осторожность, с какой она всегда говорила, неуверенность, перед тем как начать говорить, контрольную манеру выражения мыслей, которые в конечном счете выливались в слова. В Гарварде у него был сокурсник, который считался «исправленным» заикой. Его осторожный стиль речи был очень похож на стиль Стефани.

Исправленный. Какое ужасное слово, подумал Джек, глядя в прекрасные небесно-голубые глаза, подернутые облачком стыда. Исправленный — это все равно как исправившийся убийца, словно заикание было преступлением, или как исправившийся наркоман, словно ее спотыкающаяся речь была индульгенцией, срок которой истек.

— О, Стефани! — ласково воскликнул Джек. — Я понимаю, что твое заикание доставляет тебе массу неприятностей и очень тебя печалит. Но, любимая, меня это совершенно не волнует. Я всю жизнь искал такую женщину, как ты. И я никогда не верил, что встречу женщину, которая меня полюбит.

По лицу Стефани катились слезы. Джек поцеловал ее мокрое лицо и прошептал:

— Я хочу услышать твои слова, Стефани. Я хочу слушать их.

Она открыла ему свой позор, свое разочарование, она рассказала ему всю правду. Слова слетали с ее губ неотрепетированными, и, рассказывая, она ни разу не споткнулась и не заикнулась.

Почему? Стефани не переставала этому удивляться.

«Потому что он любит тебя, — отвечало ее сердце. — И если случится, что ты упадешь, он будет рядом, чтобы залечить твои синяки, и держать тебя в объятиях, пока ты снова не сможешь кружиться в танце и радоваться жизни. Любовь Джека вернула тебе речь, а вместе с ней и возможность почувствовать себя наконец свободной».

Джек полюбил маленькую девочку, которая была заключена в одинокий мир молчания, и возненавидел ее родителей, которые так жестоко приговорили ее к пытке одиночеством. Он был очень благодарен Джиллиан Монтгомери, девятилетней девочке, щедрость и доброта которой спасли Стефани от полной изоляции.

— Она была моей подругой, Джек, моей лучшей подругой, моей первой и единственной подругой.

— Пока ты не встретила меня.

— Пока я не встретила тебя, — эхом повторила Стефани, но это было честное эхо, а не эхо от заикания. — Я предала нашу дружбу. Она всегда была рядом, всегда, а когда она особенно во мне нуждалась, я ее бросила.

Джек узнал, что величайшим позором для Стефани было ее предательство, и это терзало ее гораздо сильнее, чем заикание.

— Ты была тогда юной, Стефани, — напомнил он ей. — Тебя выбила из колеи смерть ее матери, и ты была очень напугана. Джиллиан, я уверен, это поняла и давно уже тебя простила. Сейчас вы снова близкие подруги, разве не так?

— Да, но только потому, что Джиллиан такая великодушная. Я даже не извинилась перед ней за свой поступок, но когда-нибудь я это сделаю.

— Ты сомневаешься, хватит ли у тебя мужества?

— Думаю, что да.

— А я не сомневаюсь. Ты уже доказала свою дружбу и свое мужество, придя на поминальный прием по Чейзу и предложив свою помощь. К тому же ты встретилась со мной потому лишь, что для Джиллиан было очень важно, чтобы я поверил, что Чейз женился не на убийце. Это ведь было не так легко для тебя?

— Да, — ответила Стефани человеку, который выслушал всю ее позорную правду и с каждым ее словом становился все нежнее — с каждым словом, произнесенным без заикания. — Джек, давай снова займемся любовью.

— Снова и снова, — прошептал он, целуя ее лицо. — Мы будем заниматься любовью вечно, но при одном условии. Ты будешь не переставая говорить со мной.

— Не переставая?

Джек рассмеялся, и его губы приблизились к ее губам.

— Ну хотя бы время от времени.

Глава 20

— Мы с Чейзом собираемся поехать на Бора-Бора.

Джиллиан намеренно не сообщила эту новость отцу и Брэду сразу. Она сделала это в субботу вечером, когда все они собрались на семейный обед у Эдварда и Клаудии. Они сидели на огромной, увитой глициниями веранде, вдыхая ароматы цветущего сада.

Но со словами Джиллиан теплый воздух вдруг похолодел. Холодное удивление, которое она увидела на лице отца, зеркально отразилось на лице Брэда, и когда он заговорил, в его голосе тоже был холод:

— Вы — что?

— Мы собираемся поехать на Бора-Бора, — решительно повторила Джиллиан. — Мы уезжаем во вторник вечером.