Иллюзии

Успокоенная его поддержкой, Джиллиан понемногу смягчилась. Но Чейз, почувствовав, что она с Брэдом быстрее достигнет взаимопонимания, если его не будет рядом, повернулся к женщине, которая так очевидно надеялась на гармонию этого вечера:

— Могу я помочь вам, Клаудиа?

Клаудии нужно было побыть одной. Ей нужно было время и уединение, чтобы успокоить свое трепещущее сердце и сфокусировать мысли на той далекой ноябрьской ночи. «Здесь второй ребенок» — сказал врач, перед тем как анестезия погрузила ее в темноту. «Он умер», — сказал ей Виктор Кинкейд несколько часов спустя. Эти воспоминания ожили в ее памяти при намеке Брэда на близнецов, но ей хотелось покопаться в глубинах своей памяти, чтобы вызвать из них образы и найти что-то ранее ею не замеченное в темных глазах Виктора, какое-то доказательство, что его слова были ложью.

Но она не осталась одна, так как Чейз выразил желание сопровождать ее на кухню. И сейчас, вместо того чтобы вспоминать о той далекой ночи, она была вынуждена ждать, что преподнесет ей настоящее. Выдержит ли он общение с ней столь же мужественно, как и несколько минут назад, когда Брэд неожиданно для всех обвинил его в самозванстве? Или он тихо произнесет леденящие душу слова: «Привет, мама. Это я, твой сын, которого ты оставила умирать».

Женщина-хирург, которая так героически вела себя во Вьетнаме, женщина, про которую слагали легенды, не могла сейчас держать себя в руках хотя бы настолько, чтобы стойко встретить сталь серых глаз ее второго сына. Вместо этого она отвернулась от него, подошла к плите, чтобы вынуть из духовки горячие пирожки, но, открыв дверцу, обнаружила, что не надела рукавиц.

— Где они? — спросил Чейз.

— В верхнем ящике над раковиной, — откликнулась она на глубокий голос, который показался ей сочувствующим, а не обвиняющим.

Чейз нашел рукавицы, вынул из духовки пирожки и, повинуясь ее молчаливой просьбе, поставил их на подставку. Затем, наблюдая, как она перекладывает их на блюдо, спросил:

— Полагаю, вы не считаете, что наступит конец света, если мы с Джиллиан поедем на Бора-Бора?

— Нет. — Клаудиа оперлась рукой о стол, как будто в поисках опоры, и наконец осмелилась посмотреть ему в лицо. — Я совсем не думаю, что это будет конец света. Я думаю, что это будет хорошо для вас обоих.

«Надеюсь, так оно и будет. Я от всего сердца надеюсь, что ты Чейз Кинкейд… и что ты помнишь о своей любви к Джиллиан… и что теперь ты будешь дорожить этой любовью».

— Я также надеюсь, что вы не думаете, будто я самозванец, — продолжал давить на нее Чейз. Его голос был мягким, но он явно давил на нее. Почему? — удивлялся он. Почему он испытывает терпение этой женщины, которая с первой их встречи в Пуэрто-Валларте сразу встала на его сторону. Потому что, судя по ее реакции на обвинения Брэда, именно у нее возникли большие сомнения насчет того, кем он в действительности был.

— Я так не думаю, — улыбнулась Клаудиа, стойко выдерживая взгляд своего сына. Она продолжала улыбаться даже после того, как увидела в его глазах нечто такое, что привело ее в смертельный ужас.

То же самое она видела и в Пуэрто-Валларте. Тогда он бредил в полубессознательном состоянии, но его глаза на какое-то мгновение приоткрылись, и она ясно увидела в них отчаяние.

Клаудиа никогда не видела такой безнадежности в глазах Чейза Кинкейда, но в глазах этого человека было что-то хорошо ей понятное. Это было то самое отчаяние, которое досталось ей в наследство от ее лишенного любви детства, которое постоянно жило в ее сердце и отражалось в глазах, пока Эдвард своей любовью ее не излечил. Клаудиа видела эти тени отчаяния в глазах Чейза в Пуэрто-Валларте, и теперь она снова увидела их здесь.

«Нет, — уговаривала она себя. — Он — Чейз Кинкейд. Мой второй сын умер при рождении. Отчаяние, которое я вижу сейчас, — результат перенесенных им тяжких испытаний и последствия амнезии. Они не имеют отношения к его безрадостному сиротскому детству».

Как бы ей хотелось знать со всей определенностью, что это ее второй сын, которого его родной отец оставил где-то умирать. Как бы она хотела послать в Сен-Жан-Кап-Ферра человека, который нашел бы крошечную могилку ее второго сына, где он покоится с миром вот уже тридцать четыре года. Но там нет этой маленькой могилки. «Где он?» — спросила она Виктора Кинкейда, когда узнала, что один из ее новорожденных сыновей умер. «С нами, — ни минуты не раздумывая ответил Виктор и заверил ее: — Мы с Рейчел найдем для него красивое и спокойное кладбище».