Иллюзии

Клаудиа знала, что ее сын лежит в мраморном склепе вместе с Рейчел и Виктором Кинкейдом в Лос-Анджелесе. Она как-то ездила туда, пытаясь найти своего ребенка, чтобы навеки попрощаться с ним, а заодно и попрощаться с мужчиной и женщиной, которые стали родителями для оставшегося в живых близнеца. Но безымянного младенца, который, со слов Виктора Кинкейда, умер во Франции, там не оказалось. И Клаудиа ничуть не удивилась этому. Виктор и Рейчел хотели, судя по всему, уберечь их сына от печали по брату, который не прожил и часа. Ее второй сын похоронен где-то в другом месте, возможно, где-то в долине Луары, и именно там находится его могила.

Глава 21

Мысли о семейном обеде водоворотом кружились в голове Чейза, поднимая мучительные вопросы, вызывая сильную тревогу и не давая ему заснуть вот уже три часа с того момента, когда они с Джиллиан, пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по своим комнатам.

Сейчас, лежа без сна и оживляя в памяти бурное возмущение Джиллиан на слова Брэда, что он самозванец, Чейз вспомнил также свое отчетливое впечатление, что ей очень хотелось, чтобы он оказался ее мужем; и теперь, по прошествии стольких часов, он все еще испытывал то чувство, которое у него возникло, когда она вцепилась в его плечо. Разум подсказывал ему, что у хладнокровной убийцы может быть много причин заставить самозванца поверить, что ему удалось ее одурачить.

В конце концов Чейз переключился на мысли о реакциях на него Эдварда и Брэда.

Эдвард Монтгомери явно не одобрял их путешествие на Бора-Бора, но причины этого неодобрения так и не были четко сформулированы. Может, это было просто беспокойство отца за любимое чадо, инстинктивная родительская защита, о которых сирота Чейз Карлтон не имел ни малейшего представления, но это вызвало у него уважение и даже по прошествии стольких лет желание заслужить к себе такое же отношение.

Чейз не сердился на Брэда. Его кузен смело раскрыл свои карты. Чейз восхищался его прямотой. Брэд, как и Эдвард, защищал Джиллиан, «Трипл Краун» и самого Чейза Кинкейда.

Чейз ничего не знал о подводных камнях в этой семье, но ему понравилась открытость Брэда и отца Джиллиан, и лишь одно обстоятельство его настораживало: он им явно не был симпатичен.

При этом открытии Чейза охватила печаль. Безотносительно к его светлому брату реакция, которую он вызвал, была ему хорошо знакома на протяжении всех тридцати четырех лет, что он прожил под именем Чейза Карлтона. Он всегда был посторонним. Зловещая темнота, которая жила в нем, повлекла за собой мрачное предчувствие и беспокойство, а не ту радость, которая всегда сопутствовала его брату-близнецу. Даже человек, который был «как брат» Чейзу Кинкейду, а ему приходился кузеном, не хотел его признавать.

В три часа утра Чейз встал с постели. Он так и не заснул, а будоражившие мозг мысли растревожили самые глубокие и самые болезненные раны его сердца.

Если бы Чейз мог, он бы непременно отправился в ночное плавание. Такой побег в открытое море был недоступен ему сейчас, но у него была еще музыка. Сколько раз он с тоской смотрел на гитару, заходя в кабинет своего брата.

Быстро одевшись, Чейз вышел из спальни и тихо прошел мимо гостевой комнаты, в которой спала Джиллиан. В его первую ночь в Клермонте ее дверь была широко открыта. Сейчас дверь была лишь приоткрыта, как будто немного застенчиво и нерешительно приглашая его войти. Чейз подумал, что, если бы дверь была распахнута настежь, он непременно зашел бы в комнату с луговыми цветами на стенах, чтобы взглянуть на спящее лицо в ореоле темно-рыжих волос.

У подножия лестницы Чейза встретила обрадованная Энни. Бодрыми веселыми скачками она последовала за ним в кабинет. Войдя туда, она, помня наизусть заведенный его братом ночной ритуал, замерла в ожидании, когда он снимет со стены гитару, после чего свернулась клубочком у его ног, когда он уселся на диван.

Музыка обволакивала его, звучала внутри, приводя в порядок мысли, излечивая раны, перенося его в мир, наполненный покоем…

Чейз не знал, как долго он играл, но вдруг, подняв глаза, увидел Джиллиан, стоявшую в дверях. Ее пушистый банный халат был туго перехвачен поясом на осиной талии, волосы, взлохмаченные со сна, рассыпались по плечам, а на лице было смущение… и отвага.

Увидев ее, Чейз перестал играть.

— Привет, — проговорил он. — Я тебя разбудил?

— Привет. Нет. — Из многолетнего опыта Джиллиан знала, что звуки музыки из его кабинета не слышны наверху. Ее разбудила не музыка, а что-то другое. Какая-то невидимая рука выдернула ее из сна и заставила пойти к нему. — Я не знаю, почему я проснулась. Просто проснулась, и все. Ты помнишь, как надо играть?

— Похоже, что да.

— Песня, которую ты только что играл, называется «Звук тишины». Это одна из твоих самых любимых песен.