Конечно, он ничего не обещал Росите, ни в чем не клялся, ничем себя не связывал. Но это-то и подтверждало благородство и доверчивость дочери нотариуса.
Дон Фаустино твердо решил не видеться больше с нею, пожертвовать ею ради Марии, которую страстно любил и будет любить, даже если она окажется дочерью палача. Но он не мог избавиться от чувства жалости к Росите, которая так незаслуженно становилась жертвой забвения. И все же своего решения не видеться с Роситой не переменил.
Настал день и час трех дуэтов, но Респетилья отправился к Росите один. Она очень удивилась этому и опечалилась. Респетилья старался утешить ее, взяв на себя смелость сказать, что дон Фаустино болен и лежит в постели. Недоумение Роситы сменилось сочувствием и озабоченностью.
В течение четырех вечеров Реcпетилье удавалось поддерживать версию о болезни дона Фаустино. Респетилья передавал господину нежные приветы от Роситы и по собственной инициативе приносил ей не менее нежные приветы от доктора.
Росита хотела было написать письмо, но она писала так дурно и с такой массой орфографических ошибок, что, боясь показаться невеждой, оставила эту мысль.
Она спросила у местного врача о здоровье дона Фаустино, но тот сказал, что он не был у него и ничего не знает о болезни. Но и тут Респетилья развеял сомнения, уверив, что его господин лечится сам.
Поскольку дон Фаустино не выходил из дому и никто его не видел, версия о болезни казалась правдоподобной.
А доктор ломал себе голову над тем, как порвать с Роситой, не оскорбляя ее. Он собирался послать ей письмо, в котором выразит самые дружеские и нежные чувства и в завуалированной форме, нагромоздив всякие любезности, простится с нею. Однако придумать всю эту изысканную казуистику в голове оказалось легче, чем изложить на бумаге.
В общем, письмо оказалось делом трудным: время шло, а дон Фаустино не писал.
Когда Респетилья в очередной раз стал приставать к нему с расспросами, то, не зная, что ответить, дон Фаустино просто прогнал слугу.
Даже донье Ане такой способ рвать отношения казался резким и грубым. Хотя она многого не знала, ей все же казалось странным, что сын не хочет идти к Жандарм-девицам, и настаивала, чтобы он туда пошел, а потом постепенно и деликатно прекратил общение с ними.
Доктор понимал справедливость этих наставлений, но был так поглощен своим чувством, так опьянен любовью к Вечной Подруге, что даже думать не мог о возобновлении визитов.
Выдумка слуги показалась ему удачной: он использовал ее, объяснив матери причину столь резкого разрыва c Жандарм-девицами своим недомоганием, и пообещал навестить их, как только почувствует себя лучше.
Никто из домашних не был посвящен в любовные дела дона Фаустино, и болезнь казалась правдоподобной: все прогулки верхом и пешком, сражения на шпагах и другие упражнения были отменены. Большую часть времени доктор проводил в одиночестве и только изредка разговаривал с матерью.
Между тем Росита пребывала в сильном беспокойстве. Порой она сомневалась: действительно ли дон Фаустино болен? Однако природная гордость и уверенность в силе своих чар гнали ужасное подозрение. Она не могла поверить, чтобы так, вдруг, ни с того ни с сего у доктора возникло охлаждение, чувство пресыщенности или отвращения к ней и заставило его забыть о любовном порыве, который она благосклонно приняла в ту памятную ночь в Ла-Наве. Неукротимая гордость, тщеславие богатой помещицы и местной повелительницы не позволяли ей поставить какие-то условия доктору, вынудить его к обещаниям и клятвам. У Роситы и в мыслях не было, что дон Фаустино женится на ней. Вернее, она не задумывалась над этим. Но она не думала и не допускала ни на минуту, что чувство удовлетворенного самолюбия могло отдалить от нее этого человека. Напротив, она полагала, что ей удастся приручить его и сделать своим рабом. Она верила в свои силы.
Но теперь она подозревала, теперь она испытывала опасения, теперь она ревновала. Когда эти чувства, пока еще смутные и нечеткие, начали завладевать ею, она строила планы мести, проклинала доктора, называла его доном Нищим, графом Спаржей, холодным адвокатом и мучилась от унижения, что полюбила его; она хотела убить его и металась, как раненая львица.
Респетилья стоял на своем, упорно и бесстрашно утверждая, что его господин болен, подогревая тем самым гнев Роситы, который, впрочем, девушка быстро меняла на сострадательную милость.
В конце концов Росита не выдержала, решив избавиться от терзавших ее сомнений. Однажды вечером, когда Респетилья был у нее в доме, она с помощью Хасинтики умолила, чтобы тот провел ее тайком в комнату дона Фаустино, когда он будет ужинать или беседовать с матерью на верхнем этаже. Она так хотела видеть своего друга и убедиться в его несчастье или коварстве, что готова была пренебречь всеми правилами приличия. Респетилья тщетно пытался уклониться от этого: Хасинтика просила, Росита властно требовала. Обе знали, что у него имеются ключи от дома, и он сдался. Кроме того, он рассуждал так: