Такое осовременивание вероучения освобождает богословов от необходимости как-то толковать «необъяснимую троицу» («Сторожевая башня», 1978, № 2).
Доказывая, что Христос не равен отцу, бруклинский центр опирается на подходящие библейские тексты, например: «Отец мой более меня» (Евангелие от Иоанна, 14:28). В то же время выбрасываются или извращаются противоречащие приведенному тексты: «Я и отец — одно» (там же, 10:30); «Ибо в нем (Христе. —
Провозглашая единобожие, отрицая единосущность и равенство Иеговы, Христа и святого духа, свидетели Иеговы в то же время признают все три лица (ипостаси) троицы и толкуют их примерно так же, как и большинство других течений христианства. Например, бога-отца они изображают единственным истинным и живым богом, источником всей жизни, творцом, великим духом, великой интеллигентной личностью, всевышним, всемогущим, вседержателем, высшим судьей, законодателем и царем, вечным, бессмертным, совершенным, всемудрым, непогрешимым, неизменным, не делающим ошибок, преисполненным любящей доброты и истины, справедливым, правдивым, любвеобильным, милосердным, милостивым и т. д.
Признающие троицу адвентисты седьмого дня также называют бога «вечным отцом, духовным, но личным существом, всемогущим, безграничным в своей мудрости и любви» и т. д. Такое же понимание бога-отца характерно для православия и католицизма. Большинство свойств, которыми богословы наделяют Иегову, свидетельствуют об уподоблении его человеку — ибо люди сотворили богов по образу и подобию своему. В представлениях о «всевышнем» отразились в первую очередь свойства и способности человека, возведенные в превосходную степень.
В бруклинском толковании проявляется стремление очистить понятие бога от человеческих качеств, придать божеству более отвлеченный характер. С этой целью на вооружение берутся религиозно-философские учения — пантеизм и деизм. Пантеизм — это учение, согласно которому бог представляет собой безличное начало, растворенное в природе, составляющее единое целое с ней. Современные идеалисты используют пантеизм с целью примирить науку и религию, что объясняется успехами науки в познании пространства и времени — всеобщих, существующих вне и независимо от человека форм бытия материи.
Будучи вынужденным признать бесконечность пространства и времени, но стремясь спасти идею бога, бруклинские богословы приписывают это качество Иегове: «Подобно пространству и времени, бог Иегова является бесконечным, не имея ни начала, ни конца… его великая сила простирается во все времена и пространства» («Пробудись!», 1970, № 3).
Одновременно свидетели Иеговы заявляют, что «материя имела свое начало», и пытаются обосновать это явлением радиоактивного распада элементов. Но, используя научные факты для укрепления веры, они замалчивают научные выводы, вытекающие из этих фактов, в частности, то, что распад радиоактивных элементов говорит только о конечной длительности отдельных процессов, о прерывности периодов существования конкретных объектов, имеющих начало и конец во времени.
Отрицая вечность материи и признавая вечность пространства и времени, которые бог якобы заполнил материей, бруклинский центр отрывает всеобщие объективные формы существования материи от самой материи. Указывая на неотделимость пространства и времени от материи, Энгельс в книге «Диалектика природы» писал, что «…обе эти формы существования материи без материи суть ничто, пустые представления, абстракции, существующие только в нашей голове»1
. Неразрывная связь пространства и времени с материей доказана современным естествознанием, в частности теорией относительности А. Эйнштейна, геометриями Н. И. Лобачевского и Б. Римана.Представление об Иегове как о «вездесущем духе», «вселенном владыке» также непосредственно связано с пантеизмом. Еще более четко выражено отождествление бога с природой, когда руководители организации утверждают, будто Иегова находится в центре всех живых и неживых существ, в самой природе материи.