Иллюзия греха

С десяти вечера до восьми утра входы в корпус детского отделения больницы охраняли работники милиции. Задачей Михаила Доценко было присматривать за Наташей Терехиной днем, особенно в часы посещений, когда в отделение мог пройти кто угодно. Его одели в белый медицинский халат, повесили на шею фонендоскоп и объяснили, как и что нужно делать, чтобы Мишу принимали за нового доктора. В основу легенды было положено умение капитана Доценко работать с памятью. Он действительно много в свое время прочитал об этом и еще больше тренировался, поэтому при определенных условиях вполне мог сойти за специалиста, занимающегося с детьми, получившими в результате несчастного случая травму черепа. В первый же день пребывания в больнице Миша познакомился со всеми тремя Терехиными — шестилетним Павликом, тринадцатилетней Олей и семнадцатилетней Наташей. Позанимавшись минут сорок с Павликом, он сделал для себя вывод, что мальчик нормально развивается, хотя его обучением здесь никто не занимается специально. Для своих шести лет малыш знал довольно много, что было особенно удивительным, если учесть, что всю сознательную жизнь он провел именно здесь, в больнице, и ничего, в сущности, не видел, кроме больничных стен и больничного парка.

— Со мной Натка занимается, — охотно пояснил Павлик. — Она меня уже читать научила и считать до двадцать семь.

— До двадцати семи, — с улыбкой поправил Доценко. — А почему не до тридцати?

— Не знаю, так Натка говорит. Она меня заставляет примеры вслух решать. Я до двадцать семь... до двадцати семи правильно решил, а потом ошибся. Завтра она опять будет со мной заниматься, чтобы я уже до тридцати примеры решал.

— А с Олей она тоже занимается?

— Не, Олька у нас глупая, — заявил мальчуган. — С ней заниматься без толку. Натка сначала хотела, а потом бросила. Ничего у нее не получается. Дядя Миша, а вы ко мне потом еще придете?

— А ты хочешь, чтобы я пришел?

— Хочу, — с серьезным видом кивнул мальчуган. — С вами интересно. Все равно как с Иркой.

— Договорились. Только с условием. Ольку будем называть Олей, а Ирку — Ирой. Ладно?

— А Натку?

— Натка — вполне подходящее имя, — великодушно разрешил Доценко. — А Олю и Иру будем называть ласково. Они же девочки, к тому же твои родные сестры. Ты у них единственный мужчина и должен их любить. И никому не говорить, что Оля глупая.

— Почему? — удивился Павлик. — Она же глупая. Так все говорят.

— Все и пусть говорят, а ты не должен. Оля не виновата, что с вами случилась беда. Если бы она не ударилась головой, она была бы такая же умная, как Наташа. Ее нужно жалеть, а не насмехаться.

Оля Терехина произвела на Доценко странное впечатление. С первого взгляда она действительно казалась глупой, ибо не могла производить в уме простейшие логические операции, посильные любому подростку ее лет.

— Давай поиграем в игру, — предложил Михаил.

— Давайте, — с готовностью откликнулась девочка.

— У всех негров курчавые волосы. Ты об этом знаешь?

— Нет.

— Ну так вот я тебе говорю: у всех негров курчавые волосы. Поняла?

— Поняла.

— Теперь я тебе говорю: этот человек — негр. Значит, какие у него волосы?

— Не знаю, — Оля подняла на него удивленные глаза. — Я же не знаю, про какого человека вы говорите.

— Про негра.

— Про какого негра?

— Ну, вообще про негра. Про любого. Так какие у него волосы?

— Не знаю.

Способность к абстрагированию у нее полностью отсутствовала. Умение делать выводы от общего к частному — тоже. Зато через некоторое время Доценко с изумлением обнаружил, что у девочки феноменальная память. Она легко запоминала все, что слышала, и могла впоследствии воспроизвести в любой последовательности и через сколь угодно длительное время. При этом способности ее распространялись только на то, что она слышит, но вовсе не на то, что видит. Миша потратил на эксперименты с Олей почти весь день и понял, что хотя читать она умеет, но запомнить прочитанное совершенно не в состоянии. Зато все, что воспринимается ею посредством слуха, застревает в ее головке намертво и надолго. Цифры, длинные фразы, непонятные термины, даже слова на иностранных языках — она все запоминала и воспроизводила с непринужденной улыбкой.

Но больше всего поразила Михаила старшая девочка, Наташа. С изумительной красоты лица смотрели огромные иконописные глаза, в которых затаилось страдание и какое-то недетское упорство. Память у нее была самой обыкновенной, хорошо развитой и натренированной постоянной учебой, но не выходящей за пределы среднестатистической нормы. Зато способности у Наташи Терехиной были явно выше средних.

— Как вы думаете, Михаил Александрович, я смогу поступить в институт, хотя бы на заочное? Конечно, жить я могу только здесь, в больнице, за мной врачи постоянно присматривают, но ведь я могу учиться. И я хочу учиться. Очень хочу.