Иллюзия правды. Почему наш мозг стремится обмануть себя и других?

Как я уже говорил в прологе, стоило мне начать собственные поиски случаев, похожих на Церковь Любви, и я увидел их повсюду. Большинство не были связаны с шарлатанами или аферистами. В них участвовали респектабельные организации и многомиллиардные корпорации. В них вовлекались обычные потребители и граждане – если бы государственным прокурорам приспичило начать войну против всех случаев обмана и самообмана, которыми наполнена коммерческая деятельность, им пришлось бы прикрыть целый сектор экономики. Поскольку эту круговерть лжи никто не признаёт, предположения, что в повседневной жизни нас день ото дня обольщают истории приобретаемых товаров, вызывают у нас негодование. Владельцы автомобилей Toyota Corolla, например, поведают вам, что повышенная цена, которую они заплатили, обусловлена реальными материальными отличиями их автомобилей от Geo Prizm. Пациенты злятся, когда им говорят, что их состояние улучшилось после приема таблеток-плацебо. Ценители вина ненавидят исследования, показывающие, что дешевый напиток нравится им больше, если его разливают из дорогих бутылок. Это оскорбительно – будто они не могут отличить хорошее вино от плохого. Исследования, проливающие свет на работу нашего разума, напоминают розыгрыш Пенна и Теллера с водой из-под крана в «Чуши собачьей». Им словно нравится лопать наше раздутое самомнение.

Может, стоит просто признать, что истории наполняют всю нашу жизнь: мы рассказываем их нашим детям, коллегам, самим себе. Если вы не любитель историй, представьте идеальный мир – без них, и перед нами только факты; мир, где все наши действия продиктованы результатами двойных слепых контролируемых исследований. Но жить в таком мире значит отрицать то, как работает наш мозг, отрицать то, для чего он предназначен. Эволюция снабдила нас разумом, чутким к историям и внушению, к воображению и самообману, потому что на протяжении многих сотен тысяч лет естественного отбора разум, обращающийся к историям, оказывался успешнее в передаче генов следующему поколению.

Подумайте о том, что происходит, например, когда в схватке сталкиваются животные. Они редко с ходу бросаются в бой. Сперва они всячески пытаются дать понять, каким окажется исход битвы. Они выпячивают грудь, ревут, обнажают клыки. Поэтому в случае столкновения с медведем рекомендуется держать что-нибудь над головой, чтобы казаться как можно больше. В ходе эволюции животные научились уделять внимание подобным историям и сигналам, поскольку они оказались эффективным способом ориентироваться в окружающем мире. Если бы мы были львами из Серенгети[40] и пытались выяснить, кто из нас самый большой и страшный, было бы неразумно – для всех участников – сразу кидаться в драку, в которой нас могут убить или покалечить. Гораздо лучше для каждого было бы поиграть мускулами, рассказать историю о нашей неминуемой победе. Если одна из них окажется заметно убедительнее другой, мы достигнем соглашения о результате боя, даже не вступая в него. От этого выиграют оба. То же самое касается поиска партнера. Павлин, щеголяющий хвостом, рассказывает историю. «Поверь, у меня отличные гены», – заявляет он. Павлины, которым не удается убедительно рассказать свою историю, – и павлиньи самки, которые к ним не прислушиваются, – с меньшей вероятностью передадут свои гены следующим поколениям. В ходе миллионов лет рассказчики историй (и их слушатели) плодились и размножались, а системы мозга, создающие их и внимающие им, закрепились и передались нам по наследству.

Древние греки описывали два совершенно разных способа мышления – логос и мифос. Логос, в общих чертах, относился к миру логического, эмпирического и научного. Мифос – к миру снов, сторителлинга и символов. Как и многие нынешние рационалисты, некоторые древнегреческие философы ценили логос и свысока смотрели на мифос. Логика и разум, заключили они, делают нас современными; истории и мифология примитивны. Но множество ученых прошлого и настоящего, включая многих современных антропологов, социологов и философов, рассматривают более сложную картину, где мифос и логос взаимосвязаны и взаимозависимы. Сама наука согласно этой точке зрения опирается на истории. Фреймы[41] и метафоры, которые мы используем для понимания мира, определяют совершаемые нами научные открытия; определяют даже то, что мы видим. Меняются фреймы и метафоры – меняется сам мир. Коперниканская революция включала в себя не только научные вычисления, но и новую историю о месте Земли во Вселенной. Дарвиновская теория эволюции изменила наше самовосприятие – переписала историю о роли человека в сотворении мира. Те, кто постигает идеи Эйнштейна, видят другой мир по сравнению с теми, чье понимание физики ограничено ньютоновской механикой.