Читаем Иллюзия прогресса: опыт историософии полностью

Такие моменты, похоже, и имел в виду Ясперс, выдвигая свою идею «осевого времени» (VIII–II века до н. э.), когда сформировался особый интеллектуально-духовный тип человека. По мысли философа, это было завершением первого, так сказать, очеловечивающего «дыхания», прорыва, за которым последовал относительный застой. Тем не менее, как он полагал, «после того, как совершился прорыв осевого времени и сформировавшийся в нем дух стал посредством своих идей, творений, образов доступен каждому, кто был способен слышать и понимать, когда стали ощутимы безграничные возможности, все последующие народы становятся историчными в зависимости от степени интенсивности, с которой они отзываются на совершившийся прорыв» (курсив мой. – Г. К.). С эпохи науки и техники, полагал Ясперс, начинается ещё одно «дыхание». Мыслитель надеялся, что оно, «быть может, приведёт… к новому, еще далёкому и невидимому второму осевому времени, к подлинному становлению человека»[120].

«Быть может»… Что заставляет нас говорить лишь о вероятности? Разумеется, будущее скрыто от нас и было бы неразумно предсказывать его. Однако, исходя из накопленного опыта, мы в состоянии уловить, в какую сторону ныне, в наше время, направлен вектор движения.

* * *

Современная историческая наука склоняется к тому, что развитие человечества в целом и Европы в частности изначально шло по пути так называемых восточных деспотий с их «азиатским» типом человека. Основная особенность такого типа социальной организации – в социальной роли власти как единственного гаранта и самого смысла общественного воспроизводства[121]. Власть выступала там как особая сила, основной функцией которой было превращение социума в условие собственного существования. Человек же оставался, как выражался Маркс, её акциденцией. Для этого типа социальности характерно преобладание отношений господства-подчинения в самой неприкрытой форме; прямое подавление, угнетение. Понятно, что возможности индивидуации, личностного и нравственного роста оказывались тут весьма невелики. Поэтому для подобного общества характерно преобладание псевдосознания. K таким обществам, судя по всему, относилась и протомикенская цивилизация – хронологическая предшественница ранних полисов.

Западная же цивилизация, где от античного полиса через христианскую (католическую и протестантскую) и либеральную секулярную традиции пролегла в итоге дорога к западноевропейскому капитализму, гражданскому обществу, правовому государству и существенному личностному развитию, представляется в свете этого как некий «отход от нормы», следствие бифуркации, взорвавшей и перенаправившей ход естественного развития. Все достигнутые успехи в освобождении человека случились здесь именно вследствие такого «отхода». Эта цивилизация «сумела правдами и неправдами навязать значительной части остального человечества многозначный и с болью усваиваемый дар институционализируемой свободы»[122]. В частности, отношения господства-подчинения трансформировались и приобрели характер косвенного, экономического принуждения; прямое насилие было существенно ограничено.

С завершением Нового времени, как мы видели, Западная цивилизация оказывается в серьёзном кризисе. Характерное для неё массовое общество начинает выступать как антипод гражданскому обществу. Личностно и граждански развитому человеку здесь всё больше противостоит манипулируемый, не мыслящий самостоятельно индивид. Нельзя исключить, что наивысшая точка развития того, что понимается под Западной цивилизацией, пройдена и действительно идёт её вырождение[123]. Встаёт вопрос: можно ли ожидать тут «вспышек» Сознания? Возможно ли в этих условиях дальнейшее существование правового порядка?

Пока что ход событий, похоже, говорит против этого. Как показал ещё А. де Токвиль, то, что обычно именуется «демократией», на деле подразумевает не только свободу, но и порядок, желаемый большинством. А такой порядок может оказаться далёким от ценностей христианства. Именно это и демонстрируют во многом нынешние западные демократии, природу которых определяет массовое общество. Похоже, что сегодня правовое государство в какой-то мере оказывается лишь тенью «славного прошлого».

Случатся ли ещё «вспышки» Бытия – причём оказывающие воздействие уже на весь мир – зависит, видимо, от того, каким будет соотношение христианизированной демократии, гражданственности, и ложных ценностей массового общества. Это и покажет в итоге, является ли «эксперимент со свободой» необходимым или случайным явлением на жизненном пути человечества[124]. Зависеть такой итог будет в конечном счёте от силы и степени влияния духовно-интеллектуальной элиты, т. е. в итоге – от доброй воли, от нравственного целеполагания человека. Мы не можем знать, проявится ли такая воля. Остаётся только надеяться и помнить, что путь есть и чтобы встать на него, нужна прежде всего именно она.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русские на Афоне. Очерк жизни и деятельности игумена священноархимандриата Макария (Сушкина)
Русские на Афоне. Очерк жизни и деятельности игумена священноархимандриата Макария (Сушкина)

У каждого большого дела есть свои основатели, люди, которые кладут в фундамент первый камень. Вряд ли в православном мире есть человек, который не слышал бы о Русском Пантелеимоновом монастыре на Афоне. Отца Макария привел в него Божий Промысел. Во время тяжелой болезни, он был пострижен в схиму, но выздоровел и навсегда остался на Святой Горе. Духовник монастыря о. Иероним прозрел в нем будущего игумена русского монастыря после его восстановления. Так и произошло. Свое современное значение и устройство монастырь приобрел именно под управлением о. Макария. Это позволило ему на долгие годы избавиться от обычных афонских распрей: от борьбы партий, от национальной вражды. И Пантелеимонов монастырь стал одним из главных русских монастырей: выдающаяся издательская деятельность, многочисленная братия, прекрасные храмы – с одной стороны; непрекращающаяся молитва, известная всему миру благолепная служба – с другой. И, наконец, главный плод монашеской жизни – святые подвижники и угодники Божии, скончавшие свои дни и нашедшие последнее упокоение в костнице родной им по духу русской обители.

Алексей Афанасьевич Дмитриевский

Православие