Иллюзия разобщенности

Он шел, пока не занялась заря. Его одежда намокла от росы. Пока он искал, где укрыться, над ним на бреющем прошли два бомбардировщика, и он задумался: может, они с базы в Хэррингтоне, может, он знаком с экипажем? Саквояжники вылетали, только когда луна была достаточно яркой, чтобы ориентироваться по рекам и озерам.

Через какое-то время Харриет и его родители узнают новости. Он представил, как они сидят за кухонным столом, пытаясь привыкнуть к этой мысли. Какая тишина повиснет в ресторане — тишина на десятилетия. Как загрустят кухня, противни, тарелки с яичницей и картофельными оладьями.

Джон набрел на брошенный дом и зашел внутрь, потому что уже вставало солнце. Пол был усыпан консервными банками и битым стеклом. В затхлом сыром воздухе тяжело висела вонь мочи. В крыше, там, куда попал снаряд, зияла огромная дыра, потом он рухнул сквозь пол в подвал. По ровному перестуку капель, отдававшемуся эхом, Джон понял, что подвал затоплен. Он снял пальто и зажег свечу. Поначалу трудно было что-либо разглядеть, но он опустил свечу как можно ниже в пробоину. В подвале был еще и гараж, у дальней стены виднелись очертания машины. Еще было видно деревянные балки, сломанную мебель, разбитую посуду и нечто, с виду похожее на белое свечение человеческого тела. Джон попятился и стал искать, где прилечь.

Проснулся он двенадцать часов спустя, в сумерки, и тихо лежал, пытаясь понять, что происходит. В тишине он слышал, как стучит его сердце — словно отсчитывая время, которое ему осталось прожить.

Прежде чем продолжить путь, Джон решил отважиться заглянуть в подвал. Сперва он проверил, нет ли кого снаружи, потом снял башмаки, носки и повязку. Закатав брюки, бросил в дыру несколько крупных обломков мебели, морщась от грохота. Потом медленно слез вниз. Ледяная вода притупила боль в его ноге. Он планировал открыть капот машины и достать несколько трубок, которые пригодились бы, чтобы дышать под водой.

Крышка капота так громко заскрипела, что Джон не сомневался: любой, кто оказался бы снаружи, услышал бы. Пару мгновений он прислушивался, но слышал только свое дыхание и слабый посвист утреннего ветра в развалинах.

Двигатель и ходовая часть уже начали ржаветь. Джон накапал воска на крыло, чтобы закрепить свечу, и нашел нужный шланг. Он легко оторвался, и Джон выбрался обратно наверх по груде мебели, постаравшись не потревожить бывшего жильца.

Уложив вещи, Джон завел часы и вышел наружу. Уже почти стемнело. Джон пошарил вокруг дома в поисках еды и нашел маленькую грядку моркови, росшей возле овоща с тяжелыми листьями, которые почти полностью съели слизни.

Приняв еще обезболивающего, Джон продолжил свой путь на север, огибая деревни и забиваясь в укрытие при дальнем ворчании двигателя. В воздухе шли активные действия, и иногда около полуночи Джон ложился на спину, чтобы посмотреть на сверкающий воздушный бой.

План его пока удавался, и он подумал, что можно попытаться забраться подальше на север у побережья.

Рассвет оказался сухим и теплым. Строений поблизости не было, и Джон втиснулся в живую изгородь, раскинул руки и ноги вдоль веток и корней, так же, как когда прятался в ту первую ночь. Он помочился, повернувшись на бок (испражнялся он только в пути, чтобы запах не привлек никого, идущего мимо).

Несмотря на то что Джон съел половину припасов, заснул он очень голодным, а потом проснулся, часов десять спустя, ранним вечером, совершенно без аппетита. Еще у него кружилась голова, и нога так болела, что он едва не задумался о том, чтобы застрелиться.

Когда достаточно стемнело, чтобы снова двинуться в путь, Джон вылез из кустов, чтобы провести третью ночь в дороге. В первый час его несколько раз стошнило. Потом его желудок словно пересох и успокоился.

Пейзаж изменился. Изрытые боями поля и низкие заграждения из колючей проволоки. Джон подумал, не добрел ли он каким-то чудом до бельгийской границы. Потом пошел дождь, и Джону стало очень плохо. Когда рассвело, он лег под дерево и отключился.

Девять часов спустя, когда его ждала четвертая ночь в дороге, Джон подумал, что у него ничего не выйдет.

Если он сдастся, его станут пытать и убьют; если заставит себя идти дальше, точно упадет. К тому же он убедил себя, что ходит кругами и что ферма Поля всего в нескольких сотнях ярдов. Четыре таблетки обезболивающего помогли ему двинуться дальше. Всю ночь принимался идти дождь, к рассвету Джон промок насквозь и едва мог шагнуть. Лоб у него горел в лихорадке, перед глазами мутилось.

Где-то ближе к рассвету он огляделся и понял, что вокруг человеческие останки. Он нашарил револьвер и взвел курок. Испачканная грязью немецкая пехотная форма, разорванная в клочья. Их обстреляли с воздуха из пулеметов.

Потом Джон увидел кошку. Он попытался пойти за ней, в надежде, что кошка приведет его к ферме, но оказалось, что это каска, доверху залитая грязью. Джон упал на колени и уставился на каску, потом понял, что это все-таки не грязь.