Иллюзия реальности (СИ)

Близилась ночь, и Алексей Сковородников не стал предпринимать решительных действий. Напился сам. Пособирал еще хворосту для костра. Обстоятельно, чуть ли не целый час, пообщался с диспетчерами. На далекой «Элеоноре» порадовались его успехам, одобрили план на завтра. Можно было бы еще обсуждать особенности миропонимания консов — он уже не чувствовал за спиной надежного тыла. Не знал, где в очередной раз споткнется. Однако передатчик начал нагреваться. Пришлось прервать связь.

Стемнело решительно, буквально за полчаса. Только что на противоположной стороне ручья можно было разглядеть у деревьев все веточки, а сейчас они слились в единую колышущуюся стену. Сгладились и неровности на почве. Тишина опустилась пронзительная, мертвая, что пеленает человека получше любых пут.

Алексей Сковородников знал, что ночные температуры в Консерве мало отличаются от дневных, и потому не беспокоился за Амада — не замерзнет. Поверхность земли фактически не охлаждается, можно лежать на ней сколько угодно, не рискуя простудиться.

В тишине почувствовалось внутреннее возбуждение. Спать не хотелось. Пристроившись невдалеке от костра, Алексей Сковородников приготовился переждать темные часы в полудреме.

Ему было о чем подумать. Опять перебрал в памяти короткий разговор с Амадом, пытаясь вжиться в его мысли, прочувствовать эмоции. Кропотливое это дело. Потом мысли его настроились на грустный лад — на то, что без изделий, порожденных цивилизацией, человеку не сделать ни шагу. Разве мог бы он помочь Амаду, не имея мощных лекарств? Мог бы разжечь костер, нагреть воды? Да и как ни крути, без одежды они все равно подмерзли бы ночью… Ник Улин как-то сказал, что носитель человеческого разума только один — все общество в целом, а каждый отдельный человечек — что муравей в муравейнике. Ничего не может, ничего не знает, ничего не стоит. Нуль без палочки.

Незаметно для себя он, вероятно, вздремнул, ибо ночные звуки пришли к нему неожиданно. Шуршание, топанье, треск, хлопанье, колыхание, уханье, дальние пронзительные крики — все это родилось внезапно и уже не распадалось на отдельные составляющие.

И так же внезапно ночные звуки исчезли перед рассветом.

Как бы то ни было, но встал Алексей отдохнувшим. Ополоснул в ручье руки, пару пригоршней воды бросил в лицо — вот и все умывание. Зарядку, сколько себя помнил, он всю жизнь делал только по принуждению. Поэтому обошелся без нее. Бодро принялся хозяйничать и переделал массу дел, пока не проснулся Амад.

Очнувшись от глубокого сна, абориген рывком сел, внимательно осмотрел себя и только после этого обратился к Алексею:

— Доброго пути, Алек.

— Доброго пути, Амад. Только зовут меня не Алек, а О-л-е-к. Мы, магорчане, звук «о» бережем для переговоров на больших расстояниях в горах. А в быту акаем. Вчера ты неверно воспринял мое имя.

Амад был обескуражен. Тем не менее послушно сказал:

— Доброго пути, Олек.

— Ты можешь добраться до ручья? Помочь тебе?

— Попробую.

С трудом, охая и ахая, но мог перемещаться Амад. Почти самостоятельно. Алексей Сковородников помог ему добраться до ложа, сооруженного за утро. С него абориген, вооружившись длинными корявыми ветками, мог дотянуться до кучи хвороста, чтоб поддерживать костер, и до чаши с кипящим напитком. Не забыл Алексей вырезать для Амада и посох.

Отвернувшись на мгновение за какой-то хозяйственной мелочью, наткнулся на вытаращенные глаза аборигена.

— Это что? — спросил он, проводя пальцем по кромке вырезанного в камне углубления для кипячения воды. — Ты нашел такой камень? Или вырезал его?

Вот что значит, недостаток интеллекта! Никто, даже Ник Улин, даже Рональд Грей, чьей профессией было готовить тайных агентов, не обратил внимание, что местными инструментами не сделать с камнем ничего подобного.

— Посох ты тоже успел вырезать, пока я спал? И кочергу? И набрал такое обилие хвороста? — продолжал то ли восхищаться, то ли недоумевать Амад.

— Тут до нас кто-то останавливался, — сказал Алексей Сковородников первое, что пришло в голову. — Я воспользовался их заготовками.

Вроде бы Амад воспринял объяснение, успокоился немного. Однако замкнулся в себе, и, как ни пытался Алексей Сковородников его разговорить, отвечал односложно.

В конце концов Алексею Сковородникову надоело играть в молчанку, да и дела не могли висеть вечно.

— Вот что, — сказал он Амаду, — ты побудь здесь один. Пей отвар. Ешь вареные фрукты. Следи за костром. Я схожу к реке.

— Зачем?

Как быстро человек привыкает и к плохому, и к хорошему! За короткое время общения с гражданами Галактического Содружества Алексей Сковородников отвык лукавить и говорить неправду. Простые слова дались ему с большим трудом:

— Там, на берегу я видел лодку. Посмотрю, сохранилась ли она. На ней мы вмиг доберемся до Кащеевки.

— При условии, если я смогу доползти до реки, — проворчал Амад. Провел рукой по пострадавшей ноге и неуверенно добавил: — Возможно, что не доползу, а дойду вполне по-человечески. Раны заживают очень быстро. Жаль, что лекари Хрусты нескоро узнают волшебные свойства ваших горных трав.