— Представь: сидишь ты на лугу и видишь зеленую корову. Делаешь предположение: коровы, оказывается, бывают зеленого цвета. Появляется вторая зеленая корова. Ага, возникает новое предположение: может, все коровы зеленые? Надо бы проверить эту смелую гипотезу. Проведем контрольный эксперимент — дождемся очередной коровы. И когда появляется третья зеленая корова, ты кричишь: «Эврика, создана новая научная теория, блестяще подкрепленная экспериментально: все коровы зеленого цвета». За кадром остается шутник, обрызгавший нескольких коров зеленым аэрозолем. Вот цена всем твоим экспериментально установленным фактам!
— Ну, не совсем. Экспериментов ставится много, изменяются условия их проведения. Устраняются все мыслимые факторы, которые могут сказаться на результатах. То есть ваш шутник очень быстро был бы найден. — Помолчав немного, император добавил: — Однако в общем вы нарисовали правильную картину: количество экспериментов всегда конечно, и обобщение их результатов на все жизненные случаи может оказаться некорректным. Тем более что многие задействованные нами механизмы при работе с виерными силами действительно нам не ведомы.
— Если бы только с виерными!
Олмир Обаятельный подошел к начальникам служб и встал напротив, упершись взглядом в лоб Рагозы.
— У нас с тобой за плечами, Валера, опыт смерти. Я помню свою прошлую жизнь до последнего мгновения. Выскользнув из постромок Змея, я падал, по моим ощущениям, очень долго. Боролся за жизнь до конца. Как мог, замедлял скорость. Перед самим соприкосновением с землей попытался выставить вперед ноги. Но все равно удар был очень силен. Следующее мгновение было будто в нереальности. Я слышал, как хрустят мои кости, как рвутся внутренние органы. Видел, как лопается кожа, и сквозь нее фонтанирует кровь. Была боль. Но не обычная, взывающая к осторожности. А фатальная, сигнализирующая о необратимом.
Возникла пауза. Одна из тех, о которых, вспомнилось императору, Шоанар отзывался как о порции продуктивной тишины.
— Помню чувство блаженства и яркий свет. Все. Согласно завещанию, тело мое было кремировано, и пепел пролежал в урне более шести лет. Потом меня вернули к жизни. Первое чувство — негодование: зачем? Затем привык. Человек со временем ко всему привыкает. Тем не менее, меня не покидает ощущение какой-то огромной потери. Будто бы все годы небытия я существовал, и мне было много лучше, чем сейчас. Я был поистине счастлив.
— Точно такие же ощущения и у меня, Ваше Величество, — ответил на немой вопрос Рагоза.
— Все возвращенные испытывают определенное недовольство, — сказал император. — Специалисты полагают, что это вызвано стрессом первых мгновений после пробуждения сознания. А вот по поводу прочих ваших ощущений… Еще в двадцатом веке, то есть более двух тысяч лет назад, были систематизированы рассказы людей, переживших клиническую смерть. В них совпадали воспоминания о внезапном сильном чувстве блаженного покоя и ярком свете. Но все остальное было сугубо индивидуальным. Вероятно, это галлюцинации, вызванные угасанием клеточных структур мозга. Сейчас по данному вопросу накоплено много данных, получивших вполне убедительные объяснения.
— Я уверен, что существовал и после смерти. Несмотря на то, что ничего не помню о прожитых в небытии годах.
— У меня такая же уверенность, Ваше Величество.
— Споры, есть посмертное существование или нет, периодически возникают. Многие возвращенные к жизни искренне утверждают, что не исчезали «начисто», а просто переходили в какое-то иное состояние. Специалисты, однако, считают это сказкой, мистикой. Но даже если б и было пребывание сознания человека после смерти его тела, воспоминаний об этом просто не должно сохраняться. Человеческая память имеет химическую основу, а вся химия, сопровождающая психические процессы, заканчивается вместе со смертью мозга.
— Не странно ли, что тысячи людей — да все, возвращенные к жизни! — вдруг вдарились в мистику? А ведь среди них много рационально и независимо мыслящих людей, не верящих ни в бога, ни в черта.
— Пали жертвой обмана чувств. С кем не бывает.
— Ну конечно, всем им привиделись зеленые коровы. Так?
— Нет, не так. Применительно к рассматриваемой ситуации весьма трудно представить себе шутника, подобного тому, что в вашем примере балуется с краской.
— Трудно — это не аргумент. Есть недоуменные вопросы?
— Вопросы всегда есть. Вот с ответами на некоторые из них действительно трудновато. Не понимаю, к чему вы, отец, вновь начали обсуждать проблемы, связанные с воскрешением. Мы же столь много говорили об этом раньше.
— К чему? А вот к чему. Я, допустим, вижу свою первую жизнь до самого последнего мгновения. А вы, уважаемый барон, помните последние моменты своей предыдущей жизни? Просветите-ка нас, кто вас убил. Вы ведь были убиты, не так ли?
— Так точно, Ваше Величество, был убит, когда присел в рабочей комнате в ожидании Вашего сына, Его Императорского Величества Божественного Олмира Удерживателя, — Рагоза отвесил почтительный поклон.
— Не надо дифирамбов, — поморщился император.
— Кто ваш убийца?