#Иллюзия счастья и любви

Екатерина так не умела. Всё время в кого-то была влюблена и настолько в это верила, что проживала эмоции и настоящий трепет. Первой её любовью был Д’Артаньян из «Трёх мушкетёров» Дюма. Это может показаться смешным, но она трогательно рыдала, когда перевернула последнюю страницу романа и долго в своей головке выстраивала образ полюбившегося героя. Она могла часами говорить с ним, обсуждая всё, что наболело.

На смену Д’Артаньяну пришёл Есенин. Она давно была знакома с его стихами, но вдруг, увидев печатный портрет поэта, не выдержала и купила. Дома аккуратно прикрепила кнопками к изголовью кровати и каждое утро здоровалась с ним. Мама была недовольна: вот, теперь дырки от кнопок останутся!

Есенина благополучно сменил Рахманинов, потом появился Лермонтов. Менялись кумиры и количество дырок на стенке.

– Кать, ну что это такое! И что ты пошла в педагогический? Там ты точно никого не найдёшь. Одни девки, наверно, учатся, и половина страшилок каких-нибудь! Так и будешь со своими портретами разговаривать!

Катерина была далеко не страшилка – рыжая копна кудрявых волос, огромные голубые глаза и россыпь золотых веснушек. На любителя, конечно, но эффектная.

Всё это богатство ей досталось от той же бабушки, как оказалось, совсем даже не противной. А вот миниатюрная и тонюсенькая была в маму. «Лучше бы ростом в отца пошла, а то по всему видно, что брат высоким вырастет, а она, как первый блин, всегда комом», – сокрушалась Катька.

Подруг у мамы отродясь не было – так, знакомые да приятельницы. Не складывалось. Вот в этом Катюша точно повторяла мамину судьбу, не врастала ни в кого – не испытывала необходимости в постоянном присутствии. А романы случались. Правда, всё время ей мерещились мамины Лёни да Паши, со своими воображаемыми поклонниками общаться было легче, а главное – надёжней.

Первый опыт был совсем плачевным. На студенческой вечеринке, ещё на первом курсе, она познакомилась с Толиком с исторического. С виду милый парень, тихоня заумный. Они встретились всего три раза.

Он ждал её у входа, подпирая чугунные парадные ворота университета.

– Привет! Я узнал твоё расписание. Прогуляемся?

Катька пожала плечами.

Толик пытался взять её тяжелую сумку, она наотрез отказалась: и так не герой моего романа, ещё и с женской сумкой. Полный улёт!

Осень стояла питерская, «на выживание», как любила говорить Катя. Но Питер обожала каждой клеточкой. Однажды придумала теорию своего происхождения, и она ей очень нравилась: «Я дочь Невы и Петербурга!» Конечно, она никому не рассказывала, что, гуляя по городу, болтает с ним как с живым человеком, ну и с Невой, естественно, – мать всё-таки.

Толя шёл по Мойке и, пафосно раскидывая руки, вещал таинственные факты из истории человечества. Наверное, он рассказывал что-то стоящее, но ей было томительно скучно. Катька сослалась на неотложные дела, мило распрощалась на канале Грибоедова и растворилась на эскалаторах и в переходах метро.

На второе свидание Толик пришёл с алой розой, зажатой в кулаке. Катя почему-то вспомнила отца. «Неудачник!» – звучал мамин голос в голове. Они брели по Невскому, Толик даже не попытался взять её за руку. В нём не было игры, сути, глубины.

В последнюю встречу он пригласил её в маленькое бистро. Это было гораздо приятней, чем шоркаться по насквозь продуваемым улочкам и переулкам. Катерине полегчало и заунывные проповеди Анатолия показались не лишёнными интереса. Они заказали по салату с хрустящими ломтиками бекона и имбирный чай, согревающий тело и душу. Кате хотелось немного выпить, но она воздержалась: ну его! А то подумает невесть что! «А он и не такой уж зануда», – решила Катя, разомлев от тепла.

Официантка принесла счёт. Толик съёжился, замялся, залез в карман, достал кошелёк, бережно вынул мелкие купюры.

– Вот! С нас по 400.

Катя замерла и покраснела. Она вдруг вспомнила, что потратила почти все деньги, которые дала мама на косметику. Катерина лихорадочно рылась в сумке. Толя отвёл глаза. С мелочью набралось не более 300 рублей.

– У меня больше нет, я тебе потом отдам, – сказала Катя, и ей захотелось исчезнуть.

Она слышала о таком, и не раз, но принять не могла. Ну хотя бы предупредил!

Он ещё несколько раз встречал её после занятий, приглашал в кино, в парк – Катя тактично отнекивалась. Она и видеть его не могла, не то что в кино рядом сидеть: «Так копеечником и останется на всю жизнь. Зануда!»

Катюша рассказала всё как есть молодому Барышникову, висящему на блёклых обоях, исколотых кнопками. Ей показалось, что он по-доброму ей улыбнулся. Она провела рукой по его взъерошенным волосам и улыбнулась в ответ.

Катя представила, как он протягивает ей руку, завязывает шёлковым платком глаза и бережно усаживает в машину. Катя не знает, куда они едут, но полностью доверяет ему. Он крепко держит её за руку. Они поднимаются по высокой лестнице. Она пытается считать ступеньки, но сбивается. Он разрешает ей снять повязку, и она видит роскошный зал, усыпанный цветами. Тихо играет музыка. Посередине стоит стол, от него невозможно отвести взгляда, настолько искусна сервировка.