— Помнишь, по телику всё говорили, что мексиканского наркобосса пришибли у нас на границе? Как там его, Обрегон что ли. Так вот, началась дележка, сверху донизу трясёт, понимаешь? В мексиканских общинах говно кипит, я, конечно, не расист, но они там своих прикрывают только так, не подъебешься. А люди страдают. В последней перестрелке у моей бывшей жены брат двоюродный погиб. Мимо шёл просто. А ему двадцать только было. Скоро сюда наркота повалит, но это, блять, не наше дело. Агенты в районе на каждом шагу, не мешайтесь нам, говорят, а я что? Я свою работу делаю, у них на мордах не написано, где кто.
Фрэнк в жутком напряге, это и видно, и слышно отчётливо. Напряжение передаётся Кайлу, словно по проводам — сюда подтянулось ФБР, а значит, брату придётся держать ухо востро и ползать по дну, чего он делать, конечно же, не станет. Груз сопричастности только сильнее теперь давит на плечи, ведь банда «Хантеры», его бывшая семья не по крови, но по жажде выживания, имеют прямое отношение к той самой возросшей активности уличных банд, о которых только что говорил Фрэнк. И Коул, который впереди себя ничего сейчас не видит, кроме зудящего желания раздавить старых врагов любыми доступными ему способами. Кайл чувствует, что им давно пора откровенно поговорить, зарыть, наконец, тот надлом, возникший между ними, как только он переступил порог Полицейской Академии, иначе всё может закончится очень плохо.
— Слушай, и ещё. Помнишь, ты Суареса задержал? Я слышал, его скоро под залог выпустят. Всё псу под хвост.
Фрэнк уходит из зала и Кайл цедит «Твою мать» сквозь плотно сжатые зубы. Он гоняет по кругу один и тот же вопрос, мусолит едкую, как кислота мысль о том, кому понадобилось платить почти три сотни тысяч за такого редкостного выблядка и как вообще в Департаменте одобрили такую возможность при таком хвосте дел, тянувшимся за Суаресом уже не первый год. Когда Хантер вскользь спросил об этом у напарника, тот ответил, что по слухам, доказательства изнасилования и убийства девочек нет, на нём висят только кражи и лёгкое телесное, адвокат лихо отмазал его от ожидания суда за решёткой. Злоба настолько захватила его, что он забыл о бронежилете и едва не словил пулю при задержании одинокого стрелка, накачавшегося до беспамятства какой-то дрянью и палившего без разбора из окна своей квартиры. Кайлу было плевать на возможное предъявление обвинений в превышении полномочий в применении силы — он прострелил задержанному ногу и вывихнул обе руки, надевая наручники, но ярость лишь множилась, распирая в груди огнём. К концу смены, стоя в оцеплении и разгоняя зевак, пока стажёрка дрожащими руками разматывала жёлтую ленту вокруг места, где нашли свежий, обезображенный труп молодой женщины, Кайл готов был сдать значок, пока не увидел Кали.
Она грузила пакеты из стоящего по соседству супермаркета в пикап, обеспокоенно посматривая в их сторону. Кали подошла к кому-то из толпы и, видимо, спросила, что случилось. Когда ей отвечают, она испуганно прижимает ладонь ко рту, и Кайл вдруг сразу понимает, что если Суарес и придёт «мстить», то не к нему, а к ней.
Хантер в какой-то необъяснимой, немой прострации, обтекаемый со всех сторон спешащими, напуганными людьми, смотрит, как она садится за руль, как дёргает рычаг передач и трогается с парковки. Перед выездом Кали ловит его взгляд, словно чувствует, что на неё кто-то смотрит, и тут же раздражённо отводит глаза. Она его помнит, и Кайл отчего-то решает повременить со значком. Ещё пригодится.
Этот вечер грозится стать одним из самых неспокойных. Сегодня много пьют, выясняют отношения, орут и дерутся, благо, что на улице, иначе вся сегодняшняя выручка ушла бы на ремонт и закуп посуды. Девочки Раисы работают без продыху, и Кали всё сильнее и отчётливее чувствует беспокойство. В вопросах ведения нелегального бизнеса Кали — теоретик и с удовольствием бы им оставалась, если бы жизнь не прижала её к стенке. Доходы от деятельности Раисы составляют почти треть её ежемесячной выручки, такая вот нехитрая бухгалтерия доказывает, что работая честно, Кали с долгами не справится. Ещё и срок лицензии на продажу алкоголя истекает в следующем месяце. Полнейшее дерьмо.
Грохот опрокинутого стола заставляет выронить из рук счета и выскочить из маленького закутка, где располагался её кабинет. В центре зала не на шутку сцепились двое, Кали готовится помахать пистолетом из-за стойки, но резкое движение слева перехватывает её внимание. Кто-то высокий и жилистый несколькими точными движениями опрокидывает пьянчуг на пол. Один, подняв перед собой руки в знак безоговорочной капитуляции, отползает за перевернутый стол, второй продолжает сопротивляться, но получает от неизвестного ногой под дых.
— Пасть закрой, я полицейский. — отчётливо слышит Кали, когда тот склоняется над ним, прижимает ему голову к полу и заламывает руку. Она узнаёт этот голос. В её заведении снова этот проклятый патрульный, будь он неладен.