— Потому что у него рыльце в пуху. Ему подкинули деньжат, чтобы он постарался изолировать меня. Откуда им знать, что Дикенсон сняла копии. Изолировать меня, подчистить отчетность, потом убрать его. Убить или сбагрить с глаз долой. У него здесь никаких реальных связей. Отправить его в какой-нибудь медвежий угол, откуда нам никогда не добиться его экстрадиции, сделать ему новое лицо, новое имя и потихоньку платить ему — вдруг еще понадобится? Хоть убей, отказываюсь понять, зачем им еще один труп. Какой в этом смысл? Какая польза?
— Так, может, этим они сейчас и заняты? Пытаются сплавить его из страны?
Ева покачала головой.
— В таком случае они похитили бы его еще в Вегасе. Зачем привозить его сюда, чтобы потом переправить куда-то еще? С другой стороны, зачем привозить его сюда ради того, чтобы убить? Почему это нельзя было сделать подальше от Нью-Йорка? Глупо, черт побери. Как же это глупо.
Убийственно глупо.
Вскоре Ева уже сворачивала с главной дороги.
Когда она вышла из машины, бесконечный поток транспорта грохотал высоко над ее головой. Рядом с открытыми дверями кареты «Скорой помощи» застыл полицейский. Второй стоял рядом с водительским сиденьем. Затем Ева заметила еще двоих. Эти разговаривали — вернее, пытались разговаривать — с каким-то «торчком» с трясущимися руками.
— В машине труп, лейтенант. Еще теплый.
Ева заглянула внутрь и тотчас узнала Чаза Парзарри.
— Пибоди, у них тут был еще один автомобиль. Посмотри, может, что обнаружится на дорожных видеокамерах. Думаю, они опережают нас минут на пятнадцать, не больше. А там у вас что? — спросила она у полицейского, кивнув головой в сторону трясущегося наркомана.
— Мы застукали его, когда он пытался залезть в машину. Все замки были открыты, но его так плющит, что он был не в состоянии справиться с дверной ручкой. — Полицейский похлопал себя по боку. — Утверждает, что просто хотел проверить, есть ли кто внутри. Так сказать, проявил бдительность.
— Что ж, молодец.
— Он почти невменяемый. С другой стороны, «торчок» вроде него чует наркотики за милю. Сейчас мои ребята с ним разбираются, но он утверждает, будто ничего не видел.
Врет, подумала Ева, быстро оглядевшись по сторонам. Рядом с одной из опор виадука виднелась груда всякого хлама.
— Вон там, случаем, не его берлога?
— Мы тоже так решили.
— Я сама с ним поговорю. А вы постойте здесь.
— Удачи вам.
На «торчке» была замусоленная куртка армейского образца и рваные оранжевые спортивные штаны, которые болтались на его тощем теле, как на вешалке. Картину довершал дряблый живот — верный признак скверного питания. Красные глаза слезились — визави Евы явно не дружил с ярким солнцем. Заметив ее приближение, эти самые глазки испуганно забегали, после чего доходяга водрузил на нос залапанные очки с треснувшим левым стеклом.
Дрожащие руки нервно теребили конец черного шарфа, которым была обмотана шея. Ноги в разбитых армейских ботинках переминались, не в силах устоять на одном месте. Шнурков в ботинках не было, а подметки держались лишь благодаря скотчу.
Возраст «торчка» определялся с трудом — в диапазоне от тридцати до восьмидесяти. По крайней мере, по грязному, изможденному, в морщинах лицу этого сделать было нельзя.
А ведь он чей-то сын, а возможно, в прошлом и чей-то возлюбленный или даже отец, подумала Ева. Возможно, до какого-то момента он вел нормальную жизнь, которую затем принес в жертву наркотическому отупению.
— Я просто шел мимо, — твердил наркоман, переминаясь с ноги на ногу. — Да-да, просто шел мимо. Эй, леди, у вас ничего, часом, не найдется? Мне много не нужно.
— Ты это видишь? — Ева постучала пальцами по жетону.
— Вижу. — Красные слезящиеся глаза растерянно заморгали.
— Это полицейский жетон. Мой. Лейтенанта полиции. Так что я никакая тебе не леди. Имя?
— Чье имя?
— Твое.
— Док. Тик-ток-док. Красненький грибок.
— Док. Ты здесь живешь?
— Я никому не мешаю. Ничего плохого не делаю. Не верите? Не надо.
— Верю. Скажи, ты был у себя, когда сюда подъехала «Скорая»?
— Просто шел себе мимо. — Слезящиеся глазки снова воровато забегали из стороны в сторону. — По своим делам.
— Куда и откуда?
— Ниоткуда и никуда. Просто так.
— То есть ты просто шел ниоткуда и никуда, а потом случайно увидел припаркованную «Скорую» метрах в шести от своего лежбища?
«Торчок» осклабился, и Ева имела возможность близко ознакомиться с состоянием его несчастной ротовой полости.
— Угу, шел и увидел.
— Я тебе не верю, Док. Думаю, ты сидел в своей берлоге. День сегодня холодный. В такой особенно не погуляешь. Ты сидел, закутавшись в одеяло, чтобы согреться. Откуда я это знаю? Потому что, отправься ты за очередной дозой, ты бы напялил на себя еще несколько слоев тряпья.
— Неправда, я просто шел мимо, — упирался наркоман, вернее, даже заскулил. — Я ничего не видел, ничего и нигде. У меня плохое зрение. Я вообще весь больной.
Это точно, подумала Ева, хроническая наркотическая зависимость.
— Подожди здесь.
Она подошла к своей машине и открыла бардачок. Как она и ожидала, там валялись солнечные очки. Их про запас положили туда Рорк и Соммерсет, зная, что она постоянно их теряет.