Иллюзорный артефакт (СИ)

- И не только целовала, Уизли, – многозначительно произнес он. Ехидный, прищуренный взгляд жалил хуже роя пчел, оставляя пульсирующие болью невидимые следы.

Гермиона ощутила, как в комнате стало до одурения душно.

- Малфой… - она медленно повернулась к Драко, тихо, будто предостерегая его, не веря в то, что он озвучил это и собирался еще что-то сказать.

- А ты и дальше планировала играть в конспирацию и молчать о том, что мы на досуге преступно трахаемся? – он посмотрел на нее сверху вниз, красноречиво приподнимая бровь, будто выражая очевидные вещи. Он испытывал патологическое удовольствие от того, что произнес откровенную правду вслух: это резануло Уизли посильнее любого боевого заклинания. Он, конечно, отметил, что и Грейнджер опешила не меньше. Но, с другой стороны, он был сейчас тем, кто резко содрал конкретно прилипший пластырь с кожи: больно, но быстро, не растягивая болезненный процесс.

Гермиона сделала вдох и задержала дыхание, прикусив губу:

- Малфой! – отчаянно произнесла она, видя его самодовольную кривую ухмылку, и готовая ногтями расцарапать эту самовлюбленную гримасу. Зачем он всегда говорит такие… Откровенные вещи прямо в лоб?! Она обернулась к Рону и Гарри и испытала еще больший стыд, увидев их охреневшие лица.

- Остолбеней! – выкрикнул Рон, не сдержавшись. Сейчас он ненавидел Малфоя всей душой: он увел его девушку; он издевался над ним; он вел себя как надменный, слизеринский урод - в общем, был собой, воплощая все то, что Уизли так ненавидел все годы с первого курса обучения в Хогвартсе.

Драко был готов к нападению и легким движением отбил заклинание, не отвечая в обратку. Сейчас он был доволен своей позицией и произведенным эффектом на присутствующих, этого было более чем достаточно.

- Стоять! – заорал Гарри, вставая между Гермионой, Малфоем и Роном, поворачиваясь лицом к последнему, - Рон, ты мог попасть в Гермиону, она стоит в полуметре от Малфоя, - он попытался найти его глаза и привести друга в чувства.

Грейнджер стояла, пытаясь совладать с нахлынувшими противоречивыми эмоциями. Ей хотелось провалиться сквозь землю. Только она собралась силами все объяснить, отстоять свою позицию, как Малфой все бесповоротно испортил, как обычно. Она планировала аккуратно подвести к тому, что да, она сейчас с Малфоем ближе, чем они думали, но… Но не так.

- Зачем ты вообще его притащил, Поттер, он же неадекватен, - лениво растягивая слова произнес Малфой.

Гарри развернулся и бросил на Малфоя злой взгляд, затем посмотрел на Гермиону, которая при своей смуглой коже была бледнее аристократической белой Малфоя:

- Гермиона, что бы между вами ни произошло, мы опасаемся за твою безопасность. Я знаю, что ты была ранена, а этот подонок мне даже об этом не сообщил, когда приходил, - сказал Гарри. Он сам еще не переварил информацию о том, что между Гермионой и Малфоем были близкие отношения, но его беспокоила, в первую очередь, ее безопасность. Она была ему как сестра. А от Малфоя наоборот несло опасностью на километры по периметру.

- Откуда ты… - Гермиона сама себя перебила, понимая, что Гарри ведь аврор, и о их стычке в Мэноре естественно ему доложили, - Гарри, я в порядке. Уже в порядке. Он… позаботился обо мне, - она бросила быстрый, хмурый взгляд через плечо на Драко, не желая произносить ни его имя, ни фамилию вслух, потому что после нахлынувшего стыда перед друзьями она почувствовала дикую злость на Малфоя. Он, чертов засранец, стоял с широко расставленными ногами сложив руки на груди, выражая полную уверенность своей позиции.

- Он? – скривился Рон, - то есть теперь Малфой заботится о тебе, а мы значит нахер уже? Нашла нового друга и парня в одном лице, заменяющего старых двух?!

- Пасть завали, рыжий, - Драко и хотел вставить снова язвительную фразу, но он будто физически почувствовал боль Гермионы, которую она испытала от произошедшей перепалки. У рыжего явно не хватало мозгов думать, прежде чем что-то говорить. Драко осознавал, что выдал ту правду, что ей так хотелось скрыть или обернуть в более приемлемую обертку, но считал, что облегчил всем задачу и сократил время разбора полетов.

Глаза Рона сузились, рот скривился в болезненной гримасе. Он чувствовал себя преданным и униженным. Он шел сюда спасти свою девушку, думая, что наконец окажется героем в ее глазах, ведь он думал, ей нужны приключения, что были во время войны, что ей хочется видеть в нем отважного и сильного… А оказывается ее никто не крал. Она ушла сама.

Слова Рона отозвались в сердце Гермионы острым уколом, вызывающим оцепенение и ступор. Рон никогда не стеснялся в выражениях, не думая, как будут восприняты его слова, насколько сильно они могут задеть или сделать больно. Мысли не подчинялись. Слова не складывались. Она всегда старалась аккуратно говорить вещи, которые могли ранить ее друзей, но почему никто также не относился по отношению к ее чувствам? Она устала. И эта усталость наконец выразилась в желании послать всех, кто каким-либо образом был ею недоволен.