Читаем Иловайский дневник полностью

Сергей вышел еще до наступления темноты, а мы подождали еще около часа и отправились вслед за ним. Время от времени кое-где в разных направлениях в небо взлетали сигнальные и осветительные ракеты. От нашего укрытия до железной дороги путь проходил через поросшую камышом вязкую низину. За ней начинался крутой подъем по насыпи к путям. Нас оставалось четыре человека, способных нести носилки и помогать остальным раненым. Труднее всего приходилось Олегу и Косте на носилках во время нашего подъема и спуска возле железнодорожного полотна. Грунт и щебень под ногами иногда проваливался, и кто-нибудь из нас падал, перекашивая носилки. При этом любое лишнее движение причиняло парням в носилках невыносимую боль. Мы старались передвигаться как можно тише, но шуршащий под ногами гравий создавал, как мне тогда казалось, предательский и громкий шум. Подъем и спуск от путей были достаточно крутыми, и преодоление этого препятствия отняло у нас очень много сил и времени. Кроме носилок, нужно было еще помочь миновать эту крутую насыпь раненым товарищам. Олегу и Игорю, ползшим рядом с нами, было еще труднее. Иногда ребятам казалось, что дальше они уже не в состоянии двигаться. Мы, чем могли, помогали им. Перебравшись через железную дорогу, мы должны были преодолеть около трех сотен метров до условленного места встречи с Прапором. Путь проходил по узкой грунтовой дороге у края подсолнечного поля. Когда добрались до края посадки, то устроили небольшой привал. Гоша с Якутом после последнего перехода совсем выбились из сил.

Отдохнув около получаса, мы решили, что у нас в запасе еще есть несколько часов темноты и мы можем дальше продвинуться в сторону Комсомольского. За посадкой было большое перепаханное поле, за которым виднелась следующая посадка. Огни поселка казались совсем рядом, и каждая «зеленка», которую мы видели перед собой, тоже казалась последним рубежом перед селом. Осталось совсем немного, и мы решили сделать еще один рывок. Гоша и Якут остались на месте в ожидании Прапора. Мы пообещали вернуться за ними после того, как преодолеем поле. Чуть позже они признались, что не рассчитывали на то, что мы вернемся. Взявшись за носилки, мы шли через эту пахоту, которая тогда показалась мне бесконечной. Противоположный конец поля был совсем близко, но дойти до него было нереально. Потратив еще около часа, мы все-таки преодолели этот путь и почти без сил свалились в низине, окруженной деревьями. Было настолько холодно, что мы, пренебрегая всеми мерами предосторожности, развели небольшой костер, чтобы согреться. После этого мы со Сталкером пошли снова через поле за Олегом и Игорем.

Они были на том же месте, где мы их оставили. Ребята сказали нам, что к ним приходил Прапор. В Комсомольском он встретил национальную гвардию, но не смог убедить гвардейцев выехать на грузовике для нашей эвакуации. Оставив парням несколько сигарет, Прапор снова ушел в поселок, чтобы найти хоть какой-нибудь транспорт и обязательно вернуться за ними. Ни в тот день, ни на следующий мы Сергея так и не увидели. Вернувшись в поселок, он, по доносу одного из местных жителей, оказался в плену, из которого его освободили лишь спустя две недели. Со слов Прапора, человека, который приютил его у себя, боевики расстреляли прямо во дворе.

К счастью, Олег и Игорь немного отдохнули и набрались сил за те полтора часа, что мы потратили на переход к следующей «зеленке». Сталкер взвалил Бирюка Олега на себя и перетащил таким образом к остальным. С Игорем было сложнее. Характер его ранений не позволял поднять его ни под руки, ни забросить на спину. Помогая тянуть Гошу, я вспоминал наши занятия в мариупольском аэропорту по оказанию помощи раненым. Тогда мы с Гошей тренировались носить друг друга. Во время занятий у меня не получалось пронести Игоря больше десяти метров. Сейчас перед нами было распаханное поле, по которому нужно было пройти не менее пятисот метров. Во время занятий у меня хоть и было побольше сил, чем сейчас, но мотивация полностью отсутствовала. Теперь же напротив — отсутствие физической силы с лихвой компенсировалось мотивацией.

Испробовав все, какие только можно, способы транспортировки с Божьей помощью я помог Гоше перейти через эту пахоту. Иногда Игорю казалось, что все это напрасная трата сил. Что ему никогда не выбраться из этого окружения. Я поддерживал его, как мог. Заглядывая в будущее, пророчествовал ему, что еще погуляю у него на свадьбе и увижу, как он будет танцевать. Не помню, сколько прошло времени, но примерно около пяти часов утра, когда начинало всходить солнце, мы все вместе собрались вокруг догорающего костра и стали думать, что делать дальше.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное