Imago (СИ)

Он кончает, задыхаясь, тормошит ее бездыханное тело, дает пощечины и кусает за плечо.

Ей должно быть больно. Она должна проснуться.

И она приходит в себя. Харли стонет, смотрит на него затуманенным взглядом, непонимающая, разгоряченная, где-то на грани между реальностью и оргазмом. Понимает, что происходит, где она и что с ней.

Хватается за веревку на шее, сама затягивая узел так, чтобы чувствовать это, но дышать. А потом резко насаживается на его уже обмякающий после оргазма член и вздрагивает. Теряет дыхание, всхлипывает и трясется от приступов наслаждения.

— Хорошая девочка, — Джокер гладит ее по спутанным волосам, пальцем проводит по губам прежде, чем попробовать ее рот на вкус — сладковато-горький, с еле уловимой кислинкой крови.

Она отлично знает, как доставить ему удовольствие. А потом и себе.

Они дышат в унисон, громко, рвано, она улыбается чокнутой улыбочкой, сверкает белыми острыми зубками, тянет свои руки к нему, чтобы схватиться. И больше не отпускать.

Джокер позволяет ей. Потому что лучше мертвой Харли, которую он обожает трахать, может быть только она, возрожденная заново.

========== Closet games ==========

Комментарий к Closet games

Еще одна маленькая зарисовочка в копилку. Блад-плей детектед)

— Харли, детка, ты где? — сладеньким голоском зовет ее Джокер. Кривляется нарочно, выделываясь, а в окровавленных пальцах поблескивает серебристой рыбкой небольшой ножик. Небольшой, но острый. И уже изрядно испачканный чужой кровью.

— Ха-а-а-арли, — тянет он эту нотку, а сам ухмыляется. Прячется в темноте коридора. Отступает назад и сливается с чернотой провала рядом. Вот теперь они как следует поиграют.

Это ее шкаф, и забит он доверху тряпками. От них и пахнет сладко-сладко, этими самыми духами, которые Джокер терпеть не может, но которые, признаться стыдно, ищет в толпе. Его бесит этот запах. И его же он может представить только на Харл. На ее белой сахарной шейке, закованной в золотистый ошейник. На ее тонких запястьях, вымазанных остатками белого грима. На одежде, которой полно в шкафу, и его сейчас задушит этими чертовыми тряпками.

Он уже даже руку поднимает со стиснутым в ней ножом, чтобы порезать их сверху-донизу, оставить только разноцветные ошметки синего-красного-золотого. Но нет, совсем не время.

Потому что он уже слышит шорох, а значит, крошка вышла погулять.

Она бродит по дому, такая маленькая без своих шпилек. В алой старомодной комбинации, которую шутливо обзывает выходным платьем шлюшки. Но оно ей так идет, что она может называть себя и свое отражение как угодно. Все равно оно божественно.

Босыми ногами шлепает по полу и вздрагивает от каждого скрипа. Оглядывается полными страха глазами, ярко-синими, широко-открытыми. Пятится назад и двигается вперед, словно в каком-то нерешительном танце. Тянет руки к запертым дверям, а потом одергивает.

Знает же, прекрасно представляет, что и кто может ее там ожидать.

Большой серый волк, или в его случае зеленый. Джокер приглаживает цветные волосы, желая выглядеть как можно привлекательнее.

Первая встреча как-никак.

А затем выскакивает из шкафа ей навстречу.

Харли, как положено, вскрикивает от неожиданности и застывает на месте.

Маленькая, сладенькая тыквочка, которую ему хочется съесть.

— Пирожочек, — шепчет она сдавленно. Хватается руками за грудь и пытается вздохнуть. — Ты меня напугал, — на дне синих глаз плещется облегчение вперемешку с остатками ужаса.

Нет-нет, еще рано.

— Напугал, значит? — Джокер скалится, показывая зубы. Они блестят не хуже ножа, острой сталью. Такой острой, что кожу прокусить ему все равно что плюнуть. — Ну что ты, тыковка, зачем мне тебя пугать… — он протягивает ей руку с открытой ладонью, показывая, что там ничего нет.

— Иди ко мне, — ему достаточно пальцем поманить, и Харли побежит следом. В этом вся она. Верная, храбрая, посаженная на невидимую цепь, обвившую шею. Хотя почему же невидимую? Ошейник с золотыми буквами —П У Д И Н Г — вполне себе реален. Каждый поймет теперь, чья она собственность и почему ее нельзя коснуться даже пальцем.

Харли подходит медленно и осторожно. Косится на вторую руку, заведенную за спину, наверное, подозревает, что нож именно в ней, но все же решается.

Вкладывает тонкие белые пальчики в его руку, такую же белую, выжженную химикатами, и Джокер смыкает хватку. Сильнее и еще, пока у Харли слезы на глазах не выступят.

Она молчит и терпит, даже пикнуть боится, а нижняя губа трясется, и в нее так и хочется впиться. Прикусить до крови и облизать ее, мягкую, соленую, теплую.

Играться с ее рукой ему надоедает, и Джокер притягивает Харли к себе, разворачивает и выставляет перед зеркальной поверхностью шкафа.

Зеркало пошло трещинами, и в темноте все кажется еще более жутким.

Белая кожа и полный страха взгляд, красная гладкая тряпка, обнимающая тело Харли. Ну и Джокер, почти слившийся с темнотой. Только лицо, кривое, расколотое трещинками и выщербинами, маячит за ее спиной. Темные волосы, поблескивающие зеленцой. И зубы острые, оскаленные, всего в паре сантиметров от обнаженной шеи.