Имам Шамиль

На третий день предстояло перевалить через последний отрог Главного хребта — Кусурский. Этот переход был самым тяжелым. Подъем начался с рассвета. Он был настолько замедлен, что арьергард мог тронуться с места только в сумерках. Утро было пасмурное, с полудня пошел густой мокрый снег. Он вначале падал хлопьями, затем превратился в мелкую крупу. А люди карабкались, скользя, падая и поднимаясь, все выше и выше. И чем дальше шли они, тем больше усиливался мороз. Холодным огнем он обжигал лица, руки, проникал сквозь одеревеневшие шинели и пронизывал насквозь потные солдатские тела. Арьергард лишь на заре третьего дня достиг бивака у разоренного аула Кусур.

Усталость подошедших тылов, непрекращающийся снегопад и усиливающийся мороз вынудили Аргутинского сделать дневку среди суровых безмолвных развалин Кусура. Это был седьмой день безостановочного движения от вершин Турчи-Дага. В развалинах аула солдаты отыскали бревна на дрова, разложили костры. Посиневшие от холода, со слезящимися глазами, люди теснились у огня, обсушивая одежду, греясь. В первый раз в течение недельного похода по голым заснеженным вершинам они подкрепились горячей мясной пищей. Хуже обстояло дело с животными. Не менее усталые голодные кони, которые, кроме горстей ячменя, ничего не ели, только прижимались друг к другу, с тупым безразличием обреченных на голодную смерть жевали друг у друга хвосты и гривы. Солдаты с грустью поглядывали на отвесную белую стену Главного хребта, поднимающуюся перед глазами, и крестились.

Аргутинский, кутаясь в андийскую бурку, часто искоса поглядывал, не поднимая тяжелых, опухших от холода век, на белую стену, упирающуюся в небо. Он знал, что эту последнюю стену не каждый сможет взять приступом. Потому решил разделить отряд надвое. Первый, составленный из батальона ширванцев, стрелковой роты, команды саперов, дивизиона драгун с несколькими сотнями конного полка, пешей милиции, с четырьмя единорогами и двумя мортирами, взял с собой. Остальные силы он оставил на месте с обозом и вьюками.

Начался подъем. Густой снег продолжал валить беспрестанно. Наконец мир перед глазами людей превратился в густое сплошное белое месиво. В этой круговерти, в этом хаосе невозможно было ничего различить. Только заснеженные люди и животные своим медленным движением вверх нарушали однообразие.

— Мы сбились с пути, не можем указать дорогу! — крикнул один из проводников, шедших впереди. Эхо подхватило этот крик и понесло по мертвому царству снегов. Цепи движущихся людей и животных остановились. Молчали, тяжело дыша, солдаты, но нашлись такие, в основном горцы — милиционеры и всадники, которые стали шутить, скрывая тревогу.

— В Дагестане нет места, где бы не могли мы пройти, — говорил один.

— Пройдем, смерть не дождется нас в этих снегах! — шутил другой.

— Даже змея не проползет здесь, одни снега да гранит, только на крыльях можно выбраться из этого плена, — с грустью сказал пожилой солдат.

— Эй, Газияв! Чует мое сердце, что только ты, бывший скалолаз имама, вырвешься отсюда, а потому завещаю тебе эту красивую плеть, на, бери, — сказал всадник на белом коне, обращаясь к длинноусому Газияву, горцу с соколиным профилем.

— А я тебе завещаю серебряный кинжал и этот изящный пояс, — пошутил другой.

— Не лучше ли сделать так, чтобы ваши ценности еще послужили вам? — спросил Газияв и добавил: — Ведь рядом со скалолазом идет землепроходчик. Эй, Ганапи, где ты?

— Я здесь, — послышалось сверху, оттуда, где топтались проводники.

— Дорогу нашел?

— Ищу…

— Эй, Ганапи, тебя зовет главнокомандующий! — крикнул стоявший недалеко от Газиява офицер, адъютант Аргутинского.

— Иду! — Ганапи сел на зад и, съехав немного вниз, спросил: — Где фельдмаршал?

— Я здесь, — послышался грубый басок. Ганапи посмотрел в сторону и увидел закутанную в башлык до маленьких узких глаз голову главнокомандующего.

— Я слушаю, ваше благородие, — козырнул Ганапи.

— Ты знаешь дорогу? — спокойно спросил Аргутинский, глядя исподлобья.

— Когда-то знал, дважды ходил по этим тропам с шамилевскими отрядами в Закатал, — ответил Ганапи.

Аргутинский, показав пальцем в одну, затем в другую сторону, произнёс:

— Впереди грозный, почти непроходимый Гудур-Даг, позади не менее тяжелый и более длинный заваленный снегом Дульты-Даг. Значит, поворота назад не будет. Если ты вполне уверен, что можешь провести отряд, веди.

— Когда прекратится снегопад и перестанет дуть ветер, отыщу дорогу, — ответил Ганапи.

— Дорогой мой, тогда я сам найду ее… Важно отыскать теперь, пока мы не превратились в ледяные сосульки.

— Хорошо, я пойду впереди, — согласился Ганапи и, стараясь ступать твердо, стал подниматься вверх по заснеженной глади склона, на котором плясала буйную лезгинку снежная метель.

И снова молчаливой вереницей медленно двинулись люди, подталкивая и подтягивая друг друга к ледяной вершине Гудур-Дага. Ганапи вывел отряд на вершину Гудура.