Имам Шамиль

Бельэтаж предназначался Гази-Магомеду и Каримат. Это был самый «европейский» этаж, с просторными комнатами и большими окнами. Князь Вадбольский прослышал, что Каримат бьша не чужда светским понятиям о комфорте, и меблировал ее комнаты соответствующим образом, в отличие от других этажей, где мебель была самая простая, а украшением служили только часы и зеркала в женских комнатах. Здесь же бьша просторная кунацкая — комната для приема гостей. Позже гостей стали принимать во флигеле, чтобы не смущать обитавших в доме женщин.

В первом этаже, посреди которого стоял старинный изразцовый камин, должен был разместиться Магомед-Шапи с женой Аминат. Ему было тогда всего 20 лет, жена бьша еще моложе. Их первенец умер, и жена готовилась произвести на свет другого. Родившегося уже в Калуге сына назвали Магомед-Западом.

В убранстве дома, в соответствии с желанием Шамиля, властвовал зеленый цвет.

Содержание всего этого "калужского Кавказа" взяла на себя государственная казна.

НА НОВОМ МЕСТЕ

Пообвыкшись, Шамиль начал выезжать в город и ближе знакомиться с первыми лицами Калуги.

Местное начальство и способы управления губернией очень интересовали имама. С помощью Руновского он примерял местные власти к системе, которую сам создал в Имамате. Так в Калуге появились эмиры, наибы, кади, мазуны, мухтасибы и даже мюриды. Однако полного соответствия найти не удавалось по причине имевшихся в России сословий, которые Шамиль на Кавказе давно упразднил. В представлении горцев сословия эти представляли из себя следующую иерархию: внизу помещался безропотный мужик, не имевший никаких прав и одни лишь обязанности, выше мужика находился мещанин — нечто среднее между мужиком и господином, далее шли купцы, затем дворяне, выше дворян были князья (эмиры), над которыми уже никого не было кроме царя.

Предводитель калужского дворянства действительный статский советник Щукин сделался у Шамиля уллу-беком — главным беком. С ним, в отличие от горских дворян, Шамиль очень подружился. В первое свое знакомство с Шамилем Щукин приветствовал его словами: "Мы чтим в тебе героя, мы радуемся, видя тебя среди нас, потому что это даст тебе возможность узнать и полюбить нас, несмотря на то, что еще не так давно ты видел в нас своих врагов".

Шамиль ценил в людях великодушие и старался отвечать добром на добро. К тому же выяснилось, что предводитель дворянства знал покойного сына Шамиля Джамалуддина, с которым служил в одном уланском полку сын Щукина. Из уллу-бека Шамиль произвел его в кунаки и даже явился на перевыборы предводителя, чтобы лично убедиться, что Щукин никем не обижен и избран на новый срок.

Щукин часто приглашал Шамиля к себе домой. Дети сначала прятались от грозного на вид гостя, но очень скоро полюбили его и бросались к нему, как к доброму знакомому. Шамиль с удовольствием усаживал их на свои колени, угощал и даже позволял потрогать кинжал.

Делались визиты и к самому Шамилю. Множество гостей прибывали в Калугу, чтобы повидать знаменитого имама. А офицеры, попадавшие сюда по службе или в отпуск, должны были представляться Шамилю в обязательном порядке.

Шамиль принимал визитеров в кунацкой. Став посреди комнаты, он говорил всем: «Салам», после чего Руновский представлял каждого по имени, фамилии и чину. Шамиль пожимал каждому руку, отвечал на поклон кивком и переходил к следующему гостю. Заметив на груди офицера орден, Шамиль интересовался, за какое дело он был получен, и если оказывалось, что орден получен на Кавказе, то Шамиль улыбался такому гостю особенно тепло, а руку жал до хруста в пальцах.

После церемонии гостей приглашали садиться и начиналась беседа.

Все это время позади имама молча со скрещенными на груди руками стояли мюриды в богатых черкесках и при парадном оружии.

ПРИСТАВ РАЗВЛЕКАЕТ ШАМИЛЯ

Долгое отсутствие собственного семейства настраивало Шамиля на печальный лад. Он много молился и подолгу укрывался в своем кабинете, читая книги, которые ему присылали из Петербурга.

Стараясь облегчить тяжесть разлуки, Руновский купил орган. Шамиль с удовольствием слушал музыку и особенно лезгинку, которую Руновский подобрал с помощью Хаджиява и Грамова. Хаджияв был растроган до того, что по секрету показал Руновскому свою главную драгоценность — музыкальную шкатулку, обнаружение которой в горах могло стоить ему головы. Хаджияв сообщил приставу, что музыку в горах любят все, но что она слишком приятна и способна отвлечь горцев от бранных дел, а потому Шамиль ее запретил.

Когда в Калугу прибыл на гастроли цирк Слейзака и K°, Руновский уговорил Шамиля посетить представление.

Более всего горцам понравилось искусство вольтижировщиков, исполнявших диковинные акробатические упражнения на скачущих по кругу лошадях. Когда же в дело вступали дамы, Хаджияв только цокал языком от восторга и изумления.

Удивила Шамиля и ловкость эквилибриста, который то, лежа на спине, жонглировал ногами множеством предметов, то держал на подбородке шест, на котором его сын делал различные фигуры, то вращал тарелки на длинных жердях.