Имам Шамиль. Том второй. Мюршид Гобзало – огненная тропа

Грозно взирая на джигитов огненными глазами, продолжая цепко держать их на прицеле, Гобзало бросил:

– Мне не по вкусу ваши клятвы! Собачий хвост им цена…Хо! Если вы волки, а не шакалы…Бросайте оружие на землю. Всем спешиться! Или клянусь Кораном, дальше с вами заговорит мой карабин.

Всадники, все как один, беспрекословно выполнили приказ. И только тогда мюршид Гобзало поверил им, сунул карабин в чехол, сменил гнев на милость.

Билла-ги! Перед ним и вправду стояли тринадцать прекрасных молодых джигитов Гидатля. Да таких статных и стройных, что даже врагов ослепила бы их мужественная красота.

– Э-э, да я вижу среди вас урадинцев, соседей моих, братьев Чееровых. Это ты, Магомед? А рядом твой младший брат Алиасхаб?

– Да, уважаемый. – Они с почтением склонили головы.

Чувствуя полное доверие к юношам, Гобзало сам легко соскочил с коня. Подошёл к Чееровым в своём пыльном дорожном платье, вооруженный с головы до ног. Нет, он не был молод, как они, но был хорош своей особой воинской статью, соколиной стремительностью и львиной осанкой. Храбрость его была примером для мужчин, а тополиная стройность и суровая красота – предметом воздыханий для женщин.

– Но зачем вы здесь? – Гобзало пытливо всмотрелся в их лица.

Оба урадинца с блестящими глазами, в которых тлел непримиримый огонь мести, жадно и преданно смотрели на него. – Что молчите? Ваш отец громче других рвал глотку на годекане, что не пустит своих сыновей в Гуниб.

– У нас свои языки…

– Свои папахи на головах!

– Так вот и цените больше не папахи, а что под ними, – усмехнулся мюршид и дружески потрепал крепкое плечо Алиасхаба, которое радостно дрогнуло под его пальцами и налилось чугуном силы.

Гобзало, хмуря брови, прошёлся вдоль примолкшего ряда воинов, придерживая рукоять своей шашки-гурды.

– Что ж, все вы волки? И здесь, чтобы рвать глотки русским собакам? Это хорошо! Воллай лазун! Злая, неумолимая сила пришла на Кавказ. Биллай лазун! Опаснее, чем полчища кровожадного Надир-шаха и гибельнее злобных орд Хромоногого Тамерлана! Урусы – вот это зло! Великий Имам встал грудью на пути сего зла. Но его предали подлые и продажные псы! Яд тарантулов течёт в их презренных жилах. Их поганые языки о Шамиле говорят только хулу. Но если их козни погубят Имама… – Гобзало захлёстывало горячее бешенство, заливало глаза алой тьмой.

– Вы все!.. Весь Кавказ поймёт позже, как нам будет его не хватать! Как осиротеют наши благословенные горы. Но беда в том, что народы Кавказа поймут все это убийственно поздно, когда великого Шамиля не станет…

Гобзало, оборвав речь, каким-то безумным, пугающим взором, окинул седые пики гор, склоны, изрубцованные складками и глубокими надрубами расщелин, плывущее над ними золотисто-белое гривьё облаков, и снова впиваясь в медные лица, опустошенно сказал:

– Да-а. Останутся эти горы и небо, также будут греметь и пенится водопады, под облаками будут парить орлы, но всё уже будет не так… Совсем не так! Не будет нашего пророка Шамиля, который положил на алтарь Кавказа всю свою жизнь, во имя Всевышнего и свободы всех нас! А ведь именно за это и надо драться, братья, только за это и стоит умереть!

– Аллах Акбар! – взорвалась иступлёнными криками роща.

– Аллах Акбар! Веди нас, учитель, резать русских свиней! Выручим Шамиля!

– Мы не только встретим огнём и сталью врага! Волла-ги! Мы обрушим Небо на их нечестивые головы!

Белая узкая улыбка, как крыло каспийской чайки, озарило бронзовый лик мюршида, когда он увидел на молодых лицах влажный хищный оскал. Джигиты жадно внимали ему, ожидая приказа, и мюршиду подумалось в тот момент, что нет на Кавказе силы, коя могла бы удержать сей смерч ярости, решимости и отваги. Первый же отряд гяуров почувствует, как остры их кинжалы и шашки… Всякого, кто попытается штурмовать Гуниб-крепость, примет в объятия холод могилы. Талла-ги! Об этом говорили горящие, непримиримые взоры. А сыны Гидатля привыкли выполнять обещания и клятвы.

Нет, на их лицах – горского чекана, не было и тени сомнения, – одно нетерпеливое ожидание. Что прикажет им вождь. Пошлёт немедленно в бой или сам поведёт их на выручку Шамиля по тайным тропам, известным только ему.

Гобзало испытал при этом согревающее сердце тепло, от преданных гидатлинских глаз. Но уже в следующий миг, одержимый радостью взор его потемнел, как свинец. Строго и осуждающе посмотрел он на собравшихся воинов.

– Братья! – хрипло воскликнул он. – Каждый из вас клянётся в верности мне и нашему Имаму. Баркала. Клянусь Аллахом, нет лучших слов для моих ушей. Клянусь кровью своей! Я бы с радостью взял вас с собой… – Он, с внутренней саднящей болью, поймал на себе жгучий нетерпеливый взгляд боевого отряда, выдержал паузу, и точно шашкой резко отсёк. – Но все вы, – до единого отправитесь назад!

Джигиты остановились и замерли.

Все знали о важном даровании Гобзало – умении держать паузу и самому держаться с огромным достоинством. Но нынешняя немота, а затем жестокая правда, были подобны обвалу в горах.

– Уо!

– Гобзало! Что с тобой?! – взвились горячие голоса.