Читаем Имажинизма основное полностью

Центрифуга пестрая. Центрифуга аморфная. Центрифуга не имеет своего лица. Центрифуга сидит между двух стульев: это обнаруживается при первом беглом взгляде. Так в творчестве С. Боброва и Б. Пастернака больше философской отвлеченности, чем у символистов.

Другие центрифугисты, подобно кубофутуристам и символистам раннего периода, занимаются звукописью: К. Большаков, Н. Асеев.

Вглядываясь пристальнее, можно заметить в творчестве некоторых центрифугистов, напр. у П. Аксенова, странную смесь стилей: Тредьяковский рядом с Маллармэ.

25.

Поэзия не есть что-то застывшее, недвижное, что-то от века данное. Создание новых ценностей в поэзии определяет ее поступательное движение.

И стилизаторство акмеистов нельзя принять как подлинное творчество.

Объектом творчества акмеистов являются культуры уже умершие. По своему мироощущению акмеисты александрийцы.

Они ложноклассики ложноклассиков.

Манифесты акмеизма и адамизма обнародованы Н. Гумилевым и С. Городецким.

Но ни тот ни другой не изменились в своем творчестве после обнародования манифестов. Наиболее типичными акмеистами являются О. Мандельштам и В. Маккавейский.

Неужели я настоящий,И действительно смерть придет?

Спрашивает О. Мандельштам. Но к мертвым смерть не приходит.

О. Мандельштам хочет протащить сквозь песню все вещи старой умершей Европейской культуры.

Стихи 0. Мандельштама о прошлом и далеком. Вы чувствуете: вот какой-то бедный аптекарь говорит вам о старинном театре, о музыке Баха, о героях Диккенса, о дружинниках Шотландии, о Сусанне и старцах. О чем угодно и о ком угодно.

Но эти размеренные строки, эти правильные ритмы пусты и мертвы. Пыльно, и тление.

26.

Метод поэзии не мешает иногда поверить методом другого вида искусства, напр., методом живописи.

Подобный опыт показывает, что С. Городецкий ничем не отличается от передвижника.

27.

Муза народническая, выросшая на почве искусству чуждой, на почве определенного умонастроения части русской интеллигенции, растерялась и повидимому замолкла окончательно, как только, вследствие изменения общественных условий, почва ускользнула из под ее ног.

Один из крупных представителей народнической поэзии, II. Клюев, в последнее время переделывает свои стихи в пролетарские. И кнутом сечет бывших богов своих.

В книге его «Медный Кит» читаем:

Всепетая Матерь сбежала с иконы…Усатым мадьярам себя продавать.

Или:

Микола и светлый ЕгорийС поличным попались: отмычка и нож.

28.

О пролетарских поэтах серьезно говорить не приходится. Они или передают в рифмованных строчках содержание популярных брошюр по общественным вопросам или подражают другим.

При чем подражание идет на два фронта: одни подражают Уитмэну и Маяковскому, другие имажинистам.

Впрочем, в пролетарской поэзии встречаются иногда перепевы и старых поэтов: чаще других Блока и Тютчева.

29.

Вещи чуждые друг другу, вещи, находящиеся в различных планах бытия, поэт соединяет, одновременно приписывая им одно действие, одно движение. Рождается многоликая химера.

Отвлеченное понятие облекает в плоть и кровь: выявляется образ нового существа, которое предстает, как видение, как галлюцинация осязания. Преследует вас, как «безумья пес».

30.

Поэт и жизнедатель и убийца: он сам выбирает или тот или другой ПУТЬ.

31.

Мечтой художника химеры взнесены на высоту Notre-Dame. И в тишине и в холоде безлюдья они окаменели.

Мы, имажинисты, сбросили с высоты каменных химер, и вот они в дневном свете корчатся на городской площади, удивляя и шокируя зевающую толпу.

32.

Сила творческого инстинкта уводит поэта в мир теней, где вещи, не имеющие при свете солнечного сознания повидимому ничего общего, связаны необычайною близостью.

Ночью все кошки серы.

Поэт во сне. Поэт сомнамбула.

И чудо искусства заключается в том, что другие, воспринимая произведение искусства, видят ту связь между вещами, которую открыл поэт.

Для С. Есенина звезды стали ручными птицами:

Малиновкой журчащеюСлетит в кусты звезда.

Нимбом мерцает радуга над головой поэта, когда он говорит:

Я радугу, дугу тугую,Концами жилисто сведу.

А. Кусиков.

У И. Грузинова сомнамбулический пейзаж:

Течет дремучая теплынь.И зноем зыблемая синьЗвенит как сеть стеклянных ос,Шатает соты деревень.Короче взмахи жадных кос.На травы клонит солнцелень.И по лучистому овсуНеспешно, к ветхому селуКосцы под мышками несутОхапки златоглазых лун.

Или:

И льют и льют багрецНа площади и долыМои штыком пронятые ладони

A. Мариенгоф так характеризует поэта Города:

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука