Имеющий уши, да услышит

– Все тот же – расправившись столь быстро с отцом и кухаркой, убийца занялся своей главной целью, ради которой и напал на семью, – девушкой.

– А что мешало ему в доме поступить с ней так же, как с прочими жертвами?

– Но она же видела его! Она могла его узнать!

– Тогда бы он ее убил после учиненного насилия. Но он убил ее сразу – вы же сами только что все это так живо и красочно мне описали.

– Да. – Клер кивнула. – И я не могу это объяснить. Может, он хотел ее просто ранить, чтобы она не кричала, не звала на помощь, поэтому ударил ее топором? И не рассчитал силы своей?

Евграф Комаровский о чем-то думал, оглядывая светелку.

– В любом случае, целью убийцы здесь была именно девушка, – уверенно заявила Клер. – Я так себе все представляю.

– И возможно, вы правы. Вы с ней встречались, какой она была?

– Скромной, тихой. Переписчица нот. Я ее видела в имении. Конечно, она не служанка, но и в круг домашний не входила. Являлась, получала ноты для переписки, потом приносила готовую работу и забирала деньги. Один раз она пришла, когда я играла на рояле в гостиной и распевалась – она слушала музыку с таким восхищением! Сказала мне, что мечтает о фортепьяно в доме, но отец скуп и не купит ей его никогда.

– А кто ее учил музыке, нотной грамоте?

– Она сама мне говорила, в детстве ее учила еще первая жена вашего друга Посникова, а потом прежние гувернантки-француженки, что жили здесь до меня. Они учили ее музыке и французскому, мы с ней на этом языке объяснялись. А переписка нот ее заставила самостоятельно еще итальянский язык учить – она у меня спрашивала значение партитурных терминов. Потом герр Гамбс выписал по почте русско-итальянский словарь и подарил ей – она была очень рада. Юлия Борисовна все это поощряла, она всегда ратовала за образование и просвещение людей своего имения.

– Подруг у нее не было?

– Кажется, нет. Здесь, в имении, как и повсеместно у вас в России, такая кастовость. – Клер помолчала. – Те, кто принадлежит к разным социальным кругам, не общаются друг с другом и не дружат – дворяне с мещанами, мещане с купцами. Она же была дочь чиновника невысокого ранга, а подобных семей в округе нет. С крестьянками она дружбу не водила, я думаю.

– Это точно. И спросить не у кого о девице, – вздохнул Евграф Комаровский. – Я утром, пока вас ждал, размышлял… та визгопряха…

– Кто? – Клер не поняла этого русского слова, которое он вставил в свой безупречный английский.

– Скобеиха из трактира в Барвихе. Помните, она упомянула вскользь, что Аглая ходила на старое кладбище к часовне. Мне планы угодий здешних доставили, я их смотрел – то самое кладбище с часовней весьма неблизко отсюда. В окрестностях кладбища произошли два нападения. Конечно, в осьмнадцать лет сто верст не крюк, можно и вдаль пешком прогуляться на целый день. Но что привлекало переписчицу нот на кладбище, как вы думаете?

– Ну, она, на мой взгляд, была романтичной натурой… а старинные кладбища они располагают к…

– К романтизму? – Комаровский усмехнулся. – Это в Англии, мадемуазель Клер. В Италии – римские развалины и кенотафы. В Швейцарии на фоне заснеженных Альп. А у нас здесь немножко все иначе. Давайте прямо сейчас поедем и глянем на сей скорбный уголок?

– На кладбище? На лошадях верхом?

– Я подумал, что вам надо пару деньков отдохнуть от верховых прогулок. – Комаровский оглядел Клер с высоты своего роста и кивнул на дверь, пропуская ее вежливо вперед.

У дома стряпчего их ждал легкий экипаж. На козлах восседал верный Вольдемар. Транспорт он раздобыл на постоялом дворе, заплатив за аренду.

– А вот с ветерком прокачу! А вот на резвой до Разгуляя! – Вольдемар сиял, как медный полтинник, расплываясь в улыбке.

Она подумала – чему так рад графский денщик?

Сели в экипаж и поехали «с ветерком».

Клер смотрела на окрестные поля. И представляла себе Аглаю – как та в своем простеньком платьице в клетку и в дешевой соломенной шляпке-капоре идет через поля, через рощи на старое кладбище. И правда – зачем?

– О чем был ваш роман, который вы писали? – вдруг спросил ее Евграф Комаровский.

– Первый литературный опус. – Клер завязала под подбородком черные шелковые ленты шляпы, чтобы та не слетела на ходу. – Мне казалось, я пишу гениальную новую вещь. О психической природе человеческой, о ее хрупкости, о разуме, о чувствах, об инстинктах.

– Об инстинктах?

– Да, я хотела создать образ женщины, которая не скована условностями в своем поведении, а абсолютно свободна и руководствуется в своем поведении инстинктами… порой… Не всегда, но часто. И что из этого получается. Я назвала свой роман «Идиот»[13].

– Вы его опубликовали?

– Нет. Но именно он познакомил меня с Горди… А Перси… он потом старался отредактировать его и напечатать…

– Поэт Перси Биши Шелли? – спросил Евграф Комаровский. – Муж вашей сводной сестры?