Имена

Обычный пятидесятикилограммовый мешок, в котором хранят муку и сахар. В нем зияли три дырки: две поменьше для рук, и одна большая для головы. Нижний край новой генкиной одежды заканчивался возле колен. Правда, ткань мешка была совсем не синтетической, а мягкой, и структурой своей походила на хлопчатобумажное изделие, но Генке от этого легче не стало.

Задрав низ мешка вверх, Генка понял, что другой одежды на нем нет. В том числе и нижнего белья.

– Странно, – заметил он вслух, опуская края мешка вниз. – Прямо как баба в ночной сорочке. Хорошо – мужа тут никакого нет, ожидающего исполнения супружеского долга.

Ощупав руками голову и лицо, Кабанов обнаружил, что он коротко подстрижен и гладко выбрит.

– В армию загребли, что ли? – поинтересовался Генка у лампы, горящей под потолком. – Вряд ли. Денег военкому отклюжено – роту в сто человек можно месяц кормить мясом вместо сои! Да и в мешки там не одевают. Хоть и дерьмо материал – все же трусы выдают. А это что за одежда? Тьфу! А обувь? Даже шлепанцев никаких нет.

Кабанов улегся на лавку и подтянул к животу озябшие колени.

Кто он? Где он? Как и зачем он здесь вообще? Генка принялся думать, но мысли заворачивались в какой-то абсурдный хоровод и ничего путного в них не было. Да, он помнил имя и фамилию. Он помнил страну, в которой живет, он знал историю мира, но вот отчества в уголках своего мозга отыскать не мог.

Ужаснувшись такому факту, Генка подумал о нежных материнских руках, разомлел было, но вдруг с ужасом осознал, что забыл не только имя матери, но и ее саму! Вот это случай! А в каком городе он жил, где учился, с кем дружил? Тоже не помнит? Да! Так что же осталось в генкиной памяти? О себе только одно: он – Геннадий Кабанов.

Нет! Еще воспоминание о каком-то военкоме, которому пришлось «отклюжить» сумму, достаточную для прокорма целой роты…

Покопавшись еще немного в мыслях, Генка пришел к выводу, что он прекрасно ощущает свой возраст – двадцать пять лет. А вот дата рождения в голову не пришла. Рост – сто семьдесят восемь сантиметров. Вес – семьдесят пять килограммов. Скорее худой, чем толстый. Как-то нехорошо получалось: здесь помню, тут не помню, а в эту газету рыбу заворачивали. Откуда последняя фраза? Бог ее знает.

Кабанов поднес к лицу обе ладони и сжал их в кулаки. Странное дело – в мозгу мгновенно возникло ощущение рифленых мотоциклетных рукояток, требовательно впившихся в бугорки мышц. Он распрямил пальцы, и они тут же послали в голову импульс, связанный с огромным количеством движений. В отличие от самого Генки – пальцы его помнили все.

Они помнили клавиши компьютера и экран смартфона. Они знали, как откупорить бутылку пива и держать вилку с ножом. Они помнили даже горячую нежность обнаженного женского тела. Но последнее относилось не только к пальцам!

Генка резко сел и поставил ноги на пол. Холод тут же вцепился в ступни его ног, и женское тело вынужденно проехало куда-то далеко – туда, где не нужно было помнить о нем. Он опять улегся на лавку и продолжил думать.

Ну, хорошо. Вот он (двадцатипятилетний амнезийный парень) лежит в каком-то странном вагоне на лавке и едет неизвестно куда. А почему? А зачем? А что вообще происходит в мире? Кстати – в каком?

А размер ноги у него сорок второй. И мужское достоинство длиной шестнадцать с половиной сантиметров. Не густо, конечно, но и не мало. И что теперь со всеми этими знаниями делать? Солить их? Главное – больше ничего существенного. Следовательно, должно хватить. Для чего? Для жизни.

Да-да. Именно для жизни. И знание о мужском достоинстве главная штука на свете?! Вот о родителях ничего помнить не нужно, а о мужском достоинстве – пожалуйста. Ну просто необходимо! Особенно, что оно длиной не только шестнадцать сантиметров, но еще и с половиной!..

Взгляд Генки уперся в серый листок, прикрепленный к одной из стенок вагона. Он своим цветом лишь немного отличался от цвета пластика, которым было облицовано помещение, и потому не был обнаружен при первом осмотре.

Кабанов встал, подошел к листку и прочел следующее: «Ругательные слова не употреблять! По стенкам и двери не стучать! На пол не плевать! Туалетом пользоваться аккуратно!»

Никакого туалета в вагоне не было и в помине.

– Твою мать! – воскликнул Генка и прибавил матерное слово.

Ничего не произошло.

– Хрень понапишут всякую, – проворчал Генка, направляясь к лавке. – Ни черта не понятно!

Раздался легкий треск, и звук тут же перерос в жужжание. Генка, замерев на месте, оглянулся и увидел, как от лампы отделился голубоватый круглый комочек величиной с теннисный мяч, который сначала повис в воздухе, а затем медленно поплыл к нему. Комочек этот не внушал никакого доверия, поскольку внутри него происходили жуткие вещи: мерцали маленькие молнии и плясали искры.

Генка запрыгнул на лавку и, выставив вперед руки, крикнул:

– Э! Что за дьявольские шутки?!

От лампы отделился еще один шар и поплыл вслед за первым, который тем временем уже приблизился к Генке на расстояние вытянутой руки.

Кабанов, резко спрятав руки за спину, крикнул:

– Стоямба! Я все понял! Чертыхаться запрещено!