Имена

Грузин подвозил к столу новые и новые тачки, Генка бросал в воду всякие уголки, швеллеры, распиленные обрезки труб, а Макарыч слушал и вносил коррективы в звучание плюхавшихся в воду предметов. Но Генка тоже не зевал. Он нет-нет, но подсказывал деду, а иногда даже позволял себе спорить с ним!

Один раз он даже повысил голос.

– Нельзя здесь сверлить дырку! – заорал Генка, размахивая ржавой крестообразной железякой. – Лучше фрезой вырезать борозды по каждому лучу и тогда вся конструкция, брошенная плашмя, глюкнет так, что у слушателей от эстетического наслаждения уши порвутся на мальтийские кресты!

Дед, глядя на Кабанова с легким обалдением, восхищенно заметил:

– Ну, наконец-то понимающий человек объявился! Помощником моим будешь!

И страшно Генку зауважал.

К двум часам дня у деда весь стол был завален готовыми образцами глюкал. Причем многие из них – по выражению самого деда – стали натуральными шедеврами глюкального искусства, и заслуга эта была приписана Генке.

– Ну, сынок, порадовал ты меня! – тряс генкину руку дед, когда прозвучал двухчасовой гудок. – Все! Отныне постоянно работаешь здесь. Я распоряжусь.

Генка, выйдя из цеха, дождался Грузина, и они зашагали по дороге к поселку.

– К Бублику сначала зайдем, – сказал Андрюха. – Проведаем.

Генка не возразил, и они свернули на дорожку, по которой утром ушел Рыжий.

*

Мебельная фабрика ничем особым от механического завода не отличалась. Сарай сараем. И ограда была похожа, только вместо металлолома состояла из отходов древесной промышленности. Из куч, опоясывавших сарай, торчали какие-то криво распиленные доски, дверцы от шкафов, листы прессованного картона и куски фанеры различной формы.