Именем человечества

– С завтрашнего дня над проблемой стабилизации ядер будет работать весь институт. И это станет его единственной тематикой.

Саакян пожал плечами:

– Что же, если вы считаете необходимым, я готов начать перестройку...

– Нет, ваша роль будет значительно скромнее. Перестройкой займется новый директор института. Вы познакомьтесь с ним все-таки: Колесников Максим Владимирович. Можете записать, если не надеетесь на свою память. У Саакяна мелко задрожали руки:

– Вы, очевидно, шутите... Колесников всего лишь кандидат наук. К тому же его авантюризм... Ведь он, да будет вам известно, в свое время решил спекульнуть чуть ли не «знакомством» с некими пришельцами из космоса. И это после того, как профессор Загальский убедительно доказал, что разумная жизнь на Земле уникальна, что мы с вами…?

– Не надо о Загальском и о нас с вами, – недовольно перебил президент. – Я прекрасно знаю и то, как Загальский «убедительно доказал» уникальность жизни на Земле, и то, как несколькими годами раньше он не менее убедительно доказывал множественность разумных миров во Вселенной. А с «авантюризмом» Максима Владимировича мы познакомились. Дай бог всякому такой «авантюризм»! Кстати, вы сами уже успели использовать кое-что из его «авантюрных» идей. А вот память у него значительно лучше, чем у вас: он помнит не только вашу фамилию, но и кое-что еще. Так что с перестройкой, надо полагать, он справится успешнее, чем вы.

Саакян вытер платком обильно выступивший пот, судорожно глотнул воздух:

– А моя роль, как вы изволили выразиться?..

– А ваша роль будет заключаться в том, чтобы как можно быстрее сдать ему дела и помочь войти в коллектив.

– Но я позволю себе напомнить, что мое звание членкора...

– Президиум не утвердил итоги голосования по вашей кандидатуре. Так что пусть это звание вас не беспокоит. И последнее. Я просил телеграфировать, чтобы вы захватили сюда ампулу с нептунием.

– Вот, пожалуйста, – Саакян поспешно вынул из кармана красиво инкрустированный футляр и, щелкнув крышкой, поставил перед президентом.

Тот осторожно извлек тонкий волосовидный баллончик, положил его на ладонь:

– Любопытно... Очень любопытно! Такая степень миниатюризации! Как это попало к вам, Рубен Саакович?

– Ампулу передал в институт вот он... товарищ Колесников, и теперь...

– Почему же вы не возвратили ее товарищу Колесникову? – перебил президент.

– Но это же нептуний! А вы знаете, что согласно всем инструкциям... К тому же, такая масса трансурана...

– А как вы, да и почитаемый вами профессор Загальский, смогли объяснить появление такой массы трансурана, не поддавшись на «спекулятивную» версию Колесникова?

– Так ведь было сообщение – я сам читал в одной американской газете – что некая фирма Соединенных Штатов...

– Так-так... Значит, паршивой американской газетенке вы поверили больше, чем честному советскому ученому? Но почему, в таком случае, вы, так ревностно соблюдая все инструкции, не уведомили об этом президиум Академии наук? Почему решили единолично распорядиться столь уникальным объектом?

– Я полагал, вам известно все от моего предшественника. Прежний директор был в курсе дела. Что же касается того, что ампула с нептунием хранилась у нас, то где, как не в институте ядерной физики...

– Где нептуний так необходим для работы, – это вы хотите сказать?

– Вот именно. И наши последние успехи в области исследования трансуранов...

– Хорошо, хорошо! Об успехах после. Откройте-ка ампулу. Посмотрим на этот трансуран.

– А я... А она... Понимаете, мы не смогли ее открыть. Я вызывал даже специалистов. Видимо, какая-то неисправность в запирающем устройстве.

– Возможно. Иначе ваши «успехи» были бы еще больше. Татьяна Аркадьевна, вы не поможете нам?

Таня дала команду элементу связи – мгновенно рядом с ампулой появилась крупица серебристо-белого металла. Головы всех склонились к столу.

– Феноменально! – воскликнул президент, рассматривая кристаллик таинственного зауранового элемента. – А как возвратить его обратно в контейнер?

– Точно так же. – Таня дала команду элементу, и кристаллик исчез: механизм ампулы работал молниеносно.

– Да-а, изделий такого класса наша техника пока не производит, – заметил президент, снова беря в руки миниатюрный контейнер. – Видели, Рубен Саакович? «А ларчик просто открывался...» – он смерил Саакяна презрительным взглядом. – Кстати, так часто бывает с ворованными вещами.

– Как с ворованными? Позвольте!!

– Нет, не позволю! – посуровел президент. – Я давно привык называть вещи своими именами. И то, как вы поступили с препаратом Татьяны Аркадьевны, – воровство. Да и эти ваши «исследования», –он ткнул пальцем в пухлую монографию Саакяна, – тоже не больше чем воровство. И хватит с вами! Честь имею! –он бережно вложил ампулу в футляр, протянул его Тане. – Возьмите ваш препарат, Татьяна Аркадьевна, и лечите сына и мужа. Максиму Владимировичу теперь понадобится много сил.

– Спасибо вам, – с трудом вымолвила Таня, едва сдерживая подступившие к горлу слезы, – только...

– Что только?